Кузя, Мишка, Верочка

А потом на нее накатывала апатия. Девочка как будто спала наяву, не могла сосредоточиться. Не хотела ничего делать. Могла пойти и лечь спать прямо в одежде. Если Аня старалась вовлечь ее в разговор, отнекивалась, отмахивалась. Если ее старались растормошить, сжималась в комочек, прятала лицо. Был и третий период, когда все было в порядке. Верочка лепила и рисовала, старательно учила таблицу умножения и даже английские слова. Смотрела телевизор в общей гостиной, уютно умостившись на широком диване вместе с другими детьми, не пропускавшими любимых сериалов. Играла во дворе в футбол под руководством детдомовского физкультурника.

Подъем — спад. Возбуждение — торможение. Неужели это диагноз? Некоторые воспитатели шептали в сторонке, что — диагноз. Кое-кто из них учился в педагогическом. А там же психологию преподают и что-то из психиатрии, кажется… Аня решила поговорить с доктором. Раз в неделю в детский дом приходил доктор — психоневролог. Консультировал детей.

«Нет, никакого диагноза нет, — сказал доктор Ане, которая вдруг почувствовала себя совершенно счастливой, — а торможение — от таблеток». «А таблетки тогда зачем, если ребенку от них только хуже?» — спросила Аня, чувствуя себя полной идиоткой. Приходит какая-то посторонняя тетка и начинает сомневаться в том, правомерен ли курс лечения. Доктор был человеком понимающим. Он не стал выяснять, зачем вдруг Ане понадобились фармацевтические подробности. Спрашивает человек — значит, нужно человеку. Да и тайны никакой тут нету, почему бы не объяснить, что к чему.

Доктор объяснил, что таблетки он прописал Верочке «легкие», действительно просто успокаивающие. Потому что если ребенок часто возбужден и воспитатели жалуются на то, что ребенок неуправляем, то он, как доктор, обязан реагировать. У него нет причин сомневаться в компетентности воспитателей и справедливости их жалоб. Они профессионалы, и раз не справляются, значит, поведение ребенка действительно выходит за пределы нормы. Такова логика системы.

Аня посомневалась, прежде чем поделиться с доктором одним своим наблюдением. Она боялась, что он поднимет ее на смех. «Понимаете, — осторожно начала она, — у меня такое впечатление, что таблетки на самом деле Верочку не успокаивают. Они ее просто тормозят. Она теряет силы и одновременно становится рассеянной. Она не может ничем заняться, не может сосредоточиться, и от этого она злится». Аня старалась вспомнить в подробностях, как все происходило, и вдруг поняла, что так и было. Верочка как будто пыталась разогнать какую-то муть вокруг себя, сквозь которую она не могла разглядеть текст в книжке, кусочки пазла. У нее не получалось, и она нервничала и злилась. Как злится абсолютно здоровый человек, перед которым вдруг напустили туману.

«Да, есть такое дело, — подтвердил доктор, — снижение концентрации внимания — побочный эффект». «Но ведь это же тупик какой-то, — возмутилась Аня, — она же не может ничем заняться в таком состоянии, она же от этого только еще хуже бесится». «А что поделаешь, — вздохнул доктор, — ничего другого наука пока не предлагает». Аня понуро побрела назад. «Ужас какой-то, — думала она, — доктор ничего поделать не может. А я разве могу что-то поделать?» «Вот забирай ее в семью, — зудел внутренний голос, — и снимай с таблеток».Аня решила зайти в службу по устройству детей, узнать о Верочкиных перспективах. О ее собственных душевных терзаниях пока никто не знал, и Верочке по плану должны были искать семью…

В службе по устройству детей Аню успокоили. «Маленькая девочка, пятилетняя, — сказали ей коллеги, — чего ты волнуешься? Маленькие девочки всегда нарасхват идут, ты же знаешь… Тренинг начался, семей хороших много, кто-нибудь да возьмет…» — «Но она ведь такая девочка, нестандартная… А если с этого тренинга [18]не возьмут?» — Аня все не могла забыть, что первоначально Верочку планировали переводить из детского дома в специальное детское учреждение. «С этого тренинга не возьмут — другой будет, — коллега вздохнула, — но вообще-то ей в семью надо. Бывают такие дети, им нужно индивидуальное внимание».

Поговорили немного о том, что вот бывают же «несадовские» дети — те, кого не получается водить в садик, кто закатывает истерику, как только мама делает шаг за порог детсадовской группы, и ни в какую не хочет вливаться в «дружный коллектив». А если ты — детдомовский ребенок? Кому придет в голову размышлять о «неординарности», о необходимости «особого подхода», задуматься о том, не подрастает ли рядом «яркая личность», требующая индивидуального внимания? А если и приходит такая мысль в голову, то все равно — нельзя выделять одного из многих, нельзя поощрять то, что выходит за границы раз и навсегда обозначенных рамок. Одному разрешишь, так и все потянутся, никакой управы потом не найдешь…