Кузя, Мишка, Верочка

Семейные пары тоже не все «подходили» для того, чтобы принять Верочку. Кто-то особо настаивал на том, чтобы ребенок был «способный», видя основную миссию приемного родителя в том, чтобы «дать ребенку хорошее образование». Верочка была по-своему способной и одаренной, но в рамки стандартного «хорошего образования» она могла не вписаться. Кто-то хотел и мог взять только мальчика, учитывая состав семьи и жилищные условия. Да и «стрессоустойчивость» семьи нужно было принимать во внимание — ведь по сути Верочка оставалась ребенком гиперактивным и «проблемным», и пока что эти проблемы никуда не делись, а только смягчились и компенсировались благодаря правильному обращению. Короче, было о чем подумать и что взвесить, предлагая той или иной семье взять Верочку.

Аня заглянула на кухню, где девочки пили чай в компании с «тетями» — социальными педагогами. У них явно было все хорошо, они грызли печенье и громко хохотали. Немножко слишком громко, на вкус Ани, но она решила не вмешиваться. Она отправилась в свой кабинет, ей хотелось поговорить с коллегами и сообразить, как спланировать свой рабочий график на ближайшее время.

В кабинете была Лидия. Они поговорили о том о сем. Аня спросила, как дела у Лидиного сына. Потом вдруг решила поделиться мыслью, которая пришла ей в голову уже несколько дней назад и не давала покоя.

— Лид, — сказала она, — я вот все думаю… — Ей было страшно говорить дальше, и как-то неловко. — Я вот все думаю, если бы, не дай Бог, моя Верочка оказалась в детском доме… Я имею в виду, в качестве сироты. — Аня вздрогнула, сама ужаснувшись подобному «мысленному эксперименту». — Я вот все прикидываю, какие бы диагнозы ей поставили?

— Почему ей должны были поставить диагнозы? — Лидия явно не поняла Аниного хода мыслей. — Она же здоровый ребенок?

— Ну да, она здоровый ребенок. Но вот смотри. Она же эмоциональная девочка, самолюбивая. И если что не по ней, так она тоже истерику закатить может. И я сама, я же живой человек, я иногда злиться на нее начинаю. И наказать иногда так хочется, иногда думаю: «Вот так бы и врезала!» А представь, что все это в детском доме, и если ребенок регулярно закатывает истерики, то ему ведь, получается, непременно «что-нибудь напишут». Таблетки будут давать, успокаивающие. А дальше — больше, ребенок замкнется. Замкнется — учиться не будет. Вот иногда приходит в гости кто-то, кто ей не очень нравится, так ведь она отказывается отвечать, как ее зовут, и смотрит так — исподлобья. Вот ты прикинь, если детдомовский ребенок отказывается отвечать, как его зовут? Сразу ведь в дебилы запишут, разве нет?

Аня на минуту запнулась, вспомнив тех сотрудников детского дома, которые себя не жалели, стараясь сделать так, чтобы лишенные родителей детки не чувствовали себя одинокими, чтобы они развивались не хуже, чем в семье. Аня знала, что есть детские дома, в которых дети живут «не хуже» и в эмоциональном плане и в плане учебы, и считают детский дом своим родным домом. Но сколько их таких детдомов — хороших-то? Судя по многочисленным рассказам, гораздо больше детдомов таких, в которые ребенку лучше не попадать…

Аня вернулась к своему «мысленному эксперименту».

— Вот смотри, Лид. А медицина? У моей Веруньки проблемы были с поджелудочной железой. Так мы бились-бились, диету ей подбирали. Сейчас вроде прошло все, так я все равно слежу, как бы она чего вредного для нее не съела. А кто будет в детдоме отдельно для каждого готовить? И каждую какашку, прости, разглядывать, как там оно — лучше или хуже?

На самом деле Аня мысленно уже составила «список диагнозов», которые оказались бы у ее собственного ребенка. Некоторое время назад она поймала себя на том, что прикидывает «диагнозы» для всех знакомых детей. У каждого ребенка есть свои особенности, своя линия поведения. Да попросту — свой характер. Дочка брата — замкнутая, тихая девочка, постоянно погруженная в свой мир. Иногда она не слышит, что ей что-то говорят. А сын подруги — неугомонный, крикливый «боец», от которого достается всем и каждому? Соседский мальчик, немужественный плакса, льнущий к маме и, по ее рассказам, постоянно прячущий по уголкам «какой-то хлам»? То, что в семье называют «характером», в детском доме неумолимо превращается в «особенности», усугубляется, становится действительно остро выраженным и плохо переносимым для окружающих. Ну а потом возникает необходимость «коррекции», а то и «лечения». Лучше было об этом не думать.

Аня замолчала, приходя в себя. После «мысленного эксперимента» не так легко было обрести равновесие. Слишком отчетливо она представила себе, во что превратилась бы ее веселая, эмоциональная дочка, девочка с явно выраженными лидерскими задатками, сложись их жизни как-то по-другому. «Какая тонкая грань, — думала Аня, — и как много зависит от одного-единственного человека в жизни ребенка».