Я понимаю Юна что Вы завидуете удаче своей двоюродной сестры, но Святейшее Сердце Иисуса рано или поздно помогает добрым сердцем, и даже если это не так представьте какой чудесной жизнью будет наслаждаться Петра… после стольких страданий, выпавших бедняжке, доброй и честной в этом кругу художников и богемы к которому Вы принадлежите хоть Вы и проявили щедрость по отношению к несчастной, примеры разных полуночников сослужили ей плохую службу, мне придется очень постараться чтобы она забыла все те аморальные впечатления которыми она могла быть заражена потому что она даже призналась мне что ее пытались совратить и хотя она и не назвала никого по имени по описанию, простите меня, мне кажется что это Вы пытались совратить ее несколько раз. Но Петра не обвиняла Вас, не подумайте, и быть может запятнать ее чистоту хотели вовсе не Вы а какой-то другой художник… поэтому я прошу чтобы ни Вы ни кто-то из этих волосатых и экстравагантных персонажей, что Вас окружают, не приближались к моей будущей супруге а если попытаетесь я готов на все чтобы защитить честь семьи и если какие-то злые языки попытаются оклеветать Петру, смотрите… И он вытащил из кармана огромный нож, и добавил я эти языки отрежу.
Все заботы и печали моей жизни зимним ливнем обрушились на простыню которая вам знакома и я ни слова не ответила на эти вывернутые наизнанку слова изреченные несчастным, единственным более несчастным чем я потому что он не найдет утешения. Он ушел.
И прошел декабрь, январь, февраль, в марте начались занятия. Я чувствовала себя заново рожденной, я смогла стать равной, выставляться, путешествовать.
Стерла. Стерла. Я стерла все.
Невероятная печаль наполнила мою живопись и придала ей ценности, потому что люди видя отражение своей боли могут немного утешиться.
Я узнала что Бетина умерла и учитель из-за жалкого существования которого требовал уход за больной не выходил из дома и я вспомнила что дом, по праву, принадлежит мне, но и это я тоже забыла.