Кузьма Алексеев

При лунном свете серебрились соломенные крыши домов, плетни огородов. Хвалынский опять задремал. Вновь его разбудило солнце, которое бесцеремонно заглядывало в окно возка. Округа при свете дня изменилась до неузнаваемости: трава, деревья, даже песок на обочине дороги сияли яркими красками. Радостно пели невидимые птицы.

Незнакомое село встретило батальон колокольными, плачущими ударами. Княжеский возок остановился под горою, на вершине которой краснели пасхальными яйцами маковки церкви. За командиром встали и верховые. Длинная сельская улица дрогнула от множества голосов. Родион Петрович снял с себя толстый бушлат, которым укрывался, и ступил на землю.

— Привал! Всем отдыхать! Ради праздника позволяю по маленькой выпить. Сегодня третий Спас, — добавил он уже тише столпившимся возле него офицерам.

С помощью денщика Хвалынский сменил сапоги, перекрестив лоб, двинулся к церкви, немного покосившейся на правый бок. За ним отправилась большая часть офицеров. Шагов сто подниматься пришлось по заросшей репьями и крапивой тропинке. И тут вдруг заметили, как, перегоняя друг друга, из церкви бежали люди. Последним семенил старичок в подряснике, пугливо озирающийся на бегу. Перед воротами церкви остался сидеть дряхлый старик-нищий. Он пытался было встать, чтобы убежать с остальными, но парализованные ноги его не слушались.

— Не иначе, как нас испугались, — сказал Хвалынский. — Вот темнота деревенская! Царское войско не признали.

Внутри церкви горели две тощенькие свечки. Пахло ладаном и мышами. Перед аналоем валялось дымящееся кадило. Перед алтарем стоял молоденький поп. Увидел полковника, испуганно замахал крестом:

— Господи, спаси и помилуй! Кто вы такие и что вам нужно в божьем доме?

Хвалынский, перекрестив лоб, показал на окружавших его солдат:

— Отец, не тревожьтесь! Мы все истинные христиане и по воле государя императора приехали остановить смуту в ваших краях. — Видя, что священник успокаивается, продолжил уже более строгим тоном: — А что это, отец мой, паства ваша разбежалась, как от проказы? Иль нагрешили сильно?

— Что вы, господин полковник, — смутился поп, — просто народ наш темный и дикий. И привыкли: раз солдаты едут, значит, кнутов жди…

— Н-да! — крякнул Хвалынский, поражаясь дерзости попа. — Давайте о другом поговорим. Хотели мы в вашей церкви помолиться в честь праздника Нерукотворного Образа Спасителя.

Поп переоделся в алтаре в новую рясу, приступил к службе. Хвалынский подозвал к себе Трубецкого и что-то прошептал ему на ухо. Когда тот исчез, встал на прежнее место — перед клиросом. Офицеры молились, склонив головы.

Вскоре церковь наполнилась крепостными. Они испуганно топтались у порога. Сбежавшего дьякона не нашли, заканчивать службу пришлось батюшке одному.

После благословения Хвалынский поинтересовался у священника, как называется село, в котором они оказались. До Нижнего оставалось верст десять. Батальон двинулся дальше. И чем ближе к городу, тем чаще встречались на пути запряженные в скрипучие телеги тощие лошаденки и бычки. На телегах кадки, мешки, сено, дрова … Возницы одеты в старенькие зипуны со множеством заплат. Лица бледные, фигуры тощие, согнутые в три погибели. Глядеть на них было тошно. «На ярмарку, что ли, везут последнее?» — грустно подумал Хвалынский. Он не хотел верить собственным глазам: как бедно живут люди! Повсюду нужда и страх. И злые холодные взгляды. «И этих оборванных полуголодных людей еще надо наказывать за своеволие?.. — с отчаянием подумал полковник. — Эх, и почему этим должен заниматься я? Императору что — в столице на балах развлекается. Про нужду простых людей, поди, и не слыхивал! Он — земной бог. А я кто? Надсмотрщик, палач. Ничего, зато выдвинешься в генералы!» — принялся он подбадривать себя, вспомнив слова Александра Павловича, сказанные им на прощание.

Лишь только к вечеру открылся перед ними Нижний. С крутого речного откоса он казался совсем близко. Немного похож на далекий Петербург: каменные дома, сады, длинные улицы. Однако много домов деревянных. Да и улицы тоже непохожие на прямые петербургские — извиваются, пытаясь подняться на вершину горы. Окна домов темные, словно не город губернский перед ними, а огромное, позабытое в глуши село. Только кремль краснел своими кирпичными стенами и башнями на фоне закатного неба, да Преображенский собор поблескивал золочеными куполами.

Посланный вперед офицер вернулся и доложил Хвалынскому:

— Губернатор находится в кремле. Вон там, во дворце, его отсюда хорошо видно, — он махнул рукой куда-то вправо. — А вон там дома купца Строганова и князя Головина. В городе два рынка и пять фабрик.

— Хорошо, — равнодушно сказал Хвалынский. — Остальное узнаем потом. Трогаемся! До ночи надо расквартироваться.

Длинный обоз стал медленно спускаться с горы.

* * *