— А что ж? — продолжал хозяин. — Приму, угощу и в бане выпарю, да так, что он до новых веников не забудет. Ведь я не кто другой: свистну только, так у меня пятьдесят молодцов хоть сейчас под ружье станови. Конечно, ты, Иван Тимофеевич, дело другое, тебе как не бояться! У тебя что за дворня! Чай, душонок пять-шесть. А я двести душ держу на мещине, любезный!
— Так, сударь, так, вестимо: большому кораблю большое и плаванье; да ведь и он, батюшка, не сам-друг выходит на грабеж.
— Так что ж? Эка фигура! Чтоб я не справился с этой сволочью! Да у меня любой псарь на пятерых разбойников пойдет.
— Эх, батюшка, не хвалитесь. Не ровен час. Знаете ли вы, какую шутку выкинул третьего года этот Рощин с князем Владимиром Павловичем Зашибаевым?
— А что такое? — спросил с любопытством Ильменев.
— И я об этом не слыхала, — сказала Варвара Дмитриевна. — Расскажи нам, батюшка.
Она положила на стол свой чулок. Машенька перестала вышивать. Все сдвинулись в кружок, поближе к Зарубкину, и он начал: