Кузнечик

– Готов? – проигнорировал Лёнька возмущенный вопль Пустобрёха. – Ага. Мушки уже покрасил. Самострел взвесть! Занять позицию. Три болта по мере готовности.

Первая тройка выстрелов ушла с сильным недолетом.

– Мазила, – прошипел Мартын. – А вони-то было.

Вторая прошла аккурат над мишенью.

– Я ж говорил, брешет, – сплюнул Комар.

– Что ты делаешь? – неожиданно для всех спросил Семён, глядя на попытки Кузнечика сдвинуть щепку, зажатую в прорези костяного кольца, приклеенного на ложе возле самых дуг самострела.

– Подгоняю мушку на прицеле, – ответил Тимофей, не отрываясь от работы.

– Вон та щепка, – пояснил Леонид ничего не понявшему командиру гонцов, – по ней нужно целиться: отодвинуть кончик влево – болты пойдут правее. Опустить вниз – болты пойдут вверх. Только сейчас останавливаться нельзя, он клей на щепку положил, если высохнет, очень трудно переделывать, полработы сначала надо делать.

Мартын и Комар переглянулись.

– Следующие три. Есть вилы! – оживился Алёха, когда три болта прошли аккурат под мишенью. – Давай пять подряд, на кучность посмотрим.

– Ух ты! – восхитились подошедшие складские. – Язык, пятак, круг и два в молоко! А чего это у него вправо-влево хорошо болты ложатся, а вверх-вниз плохо?

– Так по горизонтали я прицел взял, ещё когда первую мушку ставил, – ответил Тимофей. – Уже пристреляна.

– Дышит неправильно, – Алексей перекинул травинку из одного угла рта у другую. – Это потом придёт. Сейчас не то важно. По горизонтали он все болты в пределах мишени поклал, а значит, и по вертикали научится. Сейчас ещё рано, а через месяц можно и третий рубеж ставить. Стало быть, работает циркуль на самостреле.

– А тебя дышать батя учил? – полюбопытствовал Родька. – Стерв говорит, знатный охотник. Скучаешь?

– Батя… Батя у меня стрелы промеж двух ударов сердца мечет! – Алёшка вдруг смутился. – Гаркун сказывал, спрашивал он потихоньку, как я тут. Как думаешь, если попросить, он передаст, что хорошо? А то волхва не велит.

– Передаст. Швырка попросим, – подумав, решил Захарий. – Сучок с Гаркуном дружит. Договорятся.

Алёха чуть заметно вздохнул и повернулся к Кузнечику.

– Чего разлёгся? Ещё два подхода по пять болтов, – и совсем по-деловому добавил: – Пока не научишься, выдыхай через сжатые губы. Ага, вот так. Только выдох прекращай не когда болт ушёл, а уже когда палец с крюка снял. А то ты на спуске дышишь, как чихаешь. Во, нормально. Зайца, конечно, ещё не скоро, а глухаря на току к весне возьмёшь, если, конечно, подойти сможешь. Давай ещё пять.

– Сможет, – раздался в наступившей тишине чей-то шепот. – Сам же слышал: в пасть шагоходу здоровенный самострел дают, а как из него в витязя попасть? Прицел надо. Вот он его и делает.

– А кто это вам разрешал самострел уродовать? – Дело запахло бунтом, и Мартын, отпихнув плечом внимательно следящего за происходящим Тихоню, решил вмешаться. – Не было такой команды! А чего они, боярич. Так не честно! Пусть снимает и делает, как все!

Леонид напрягся.

– Следующие пять, – скомандовал Алексей. Но выполнить команду не дал Комар.

– Ты! – завопил он, стукнув носком ноги по прикладу, когда Тимка в очередной раз правил щепку. – Чего разлёгся! А ну встать, когда перед тобой цельный боярич стоит!

Самострел вылетел из Тимкиных рук, ударился о бруствер и, оставив на нем отломившийся прицел, упал на другую сторону. Кузнечик встал, подобрал и осмотрел самострел, пробурчал:

– Ни хрена клей не держит. Приматывать надо.

Подошёл к Семёну и, набычившись, уставился ему в глаза. Мартын и Комар ухмыльнулись и встали за спиной командира. Остальные мальчишки из десятка собрались сзади, но присоединяться к Мартыну и его дружку не спешили. А Лёнька и неожиданно быстро вставший на ноги Алёха заняли позиции с боков, охватывая место стычки.

Комар оскалился и начал засучивать рукава. Лёнька щелкнул кнутом по земле.

– Рыпнешься, прилетит в глаз, – заявил он почти ничего не выражающим голосом, стараясь подражать наставнику Андрею. – В левый, с правого стрелять надо.

– Так не честно! – опять заголосил Пустобрёх. – Отвалилось и правильно. Пусть стреляет, как все!

– А ляхов ты тоже честно стрелять попросишь? – всё тем же скучающим голосом поинтересовался Лёнька. – Может, и мишень себе на заду нарисуешь? Там и пятак хорошо смотреться будет, да и язык к месту.

– Всё равно не честно! – Мартын завелся и уже явно играл на публику, заливая всё вокруг эмоциями, густо сдобренными негодованием. – Мы не ляхи! Назад пусть делает!

– Так в тебя пока никто и не стреляет… – поддержал игру приятеля Алексей.

– А что, будешь? – задохнулся Мартын.

– Прикажут – буду, – спокойно ответил тот.

– Прицел – это инструмент, – Тимка продолжал играть в гляделки с Семёном. – Оружие – это тоже инструмент. Инструмент честным или нечестным не бывает. Честно или нечестно делает тот, у кого он в руках. А лежал я перед цельным бояричем потому, что оный боярич приказал до конца занятия стрелять в мишень.

Семён хотел было что-то сказать, но вдруг взгляд скользнул за спину Кузнечику и лицо его потемнело.

– Мы тут, – тихо произнес за его спиной голос Захара. – За спину не бойся.