Кузнец человеческих судеб

– Ваша родственница, насколько я понимаю, мать, является важным свидетелем по делу об убийстве, – грозно глядя на свою жертву, проговорила девушка. – И уже который день уклоняется от встреч с сотрудниками правоохранительных органов.

– Она вообще ни с кем не встречается уже много лет, – пояснила дочь загадочной свидетельницы.

– Что это за странности, она больна? Мы можем пригласить медиков, чтобы присутствовали при беседе. В любом случае она важный свидетель, и ей придется с нами побеседовать, или добровольно, или принудительно, по санкции прокурора, – импровизировала Саша.

– О чем вы говорите? Какой свидетель? Моя мать уже лет двадцать никуда не выходит!

– Как вас зовут? – сменила тактику сыщица, перейдя на доброжелательный, доверительный тон.

– Клара Игоревна, – представилась дама недовольным голосом.

– В вашем подъезде было совершено убийство, мы уже знаем, кто его совершил, но пока не можем это доказать, и ваша мама – единственный человек, видевший убийцу в день совершения преступления. Нам очень нужны ее показания. Ведь убили молодую женщину, ей было всего тридцать три, у нее была и без того трагическая судьба, которая оборвалась в одночасье!

Клара Игоревна стояла, поджав губы, усиленно дышала и не знала, на что решиться. Наконец она заговорила:

– Вы сказали, что мать – единственный свидетель. А вы подумали о ней? Если преступник узнает об этом, что с ней будет?

– Так сложились обстоятельства, – прочувствованным, тихим голосом ответила Саша, – что убийца погиб спустя неделю после совершения преступления. Но его смерть все равно не снимает с нас обязательств по раскрытию убийства. Оно должно быть раскрыто и доказано. Родители и родственники Алены Огородниковой должны знать, что преступник выведен на чистую воду, даже несмотря на то что суд Божий свершился раньше человеческого.

– Ну, не знаю, – протянула Клара Игоревна. – Моя мать уже много лет ни с кем не встречается. Боюсь, что она не согласится.

– А что с ней? Она больна, это какая-то фобия типа страха общения?

– Да нет. Тут другое, – покачала головой женщина. – Она была спортсменкой, занималась выездкой, потом конкуром. В чемпионы не вышла, но работала тренером. И однажды в результате несчастного случая попала под копыта. Это было летом, в летнем лагере. Лошади запаниковали, напугал их кто-то, понесли, а тут мама. В общем, у нее после этой истории лица вообще не было. По крошкам собирали, да еще больница какая-то областная, ни опытных хирургов, никого. Мне тогда едва семнадцать исполнилось, а мама вообще молодая была, чуть старше вашей убитой. Ей тридцать семь всего было. Она меня рано родила. Попытались обратиться к пластическим хирургам. Требовалось несколько сложнейших операций, не все даже брались, к тому же забесплатно делать никто ничего не собирался, в стране был очередной кризис, а за деньги… Мы бы столько и за всю жизнь не заработали, – с горечью проговорила Клара Игоревна. – К тому же от нас вскоре отец ушел. Впрочем, я его понимаю. На маму смотреть страшно было, она даже по дому в маске ходила, чтобы нас не шокировать, плюс депрессия. Вы же понимаете, что такое для молодой совсем женщины превратиться в урода. Она даже в зеркало смотреться не могла, мы все зеркала выбросили, я одно маленькое прятала у себя в комнате, чтобы хоть накраситься и причесаться можно было. Работать она, естественно, не могла, плакала с утра до вечера, начала пить. Правда, с этим она быстро справилась, но в остальном… В общем, она замкнулась, перестала выходить из дома, отказалась от всякого общения, даже подруг прогнала, и так с тех пор живет. Кроме меня, ни с кем не встречается. Конечно, это ненормально, но я поделать ничего не могу. А убийцу вашего она, наверное, действительно видела, – очнувшись от воспоминаний, обычным тоном произнесла Клара Игоревна. – Знаете, от одиночества и тоски она привыкла наблюдать за чужой жизнью.

– А на что же вы жили, когда от вас отец ушел и мать больше не работала? – влез с глупым вопросом сердобольный Чистиков, отвлекая свидетельницу от дела. Сашка даже зубами скрипнула от досады.

– У матери пенсия была крошечная по инвалидности, да и я рано зарабатывать начала. Справились. Ну и отец, конечно, помогал.

– Ясно, – сухо подвела черту Саша. – Так что мы будем с вашей мамой делать? Я не вызываю ее к себе на допрос, но поговорить с ней просто обязана.

– Ладно. Подождите, – тяжело вздохнув, сказала Клара Игоревна. – Я попробую. Только ничего не обещаю.

Не было ее долго. Минут тридцать-сорок, Саша не сразу сообразила время засечь. Наконец Клара Игоревна вышла.

– Идемте, только ничему не удивляйтесь и делайте, что скажу, иначе она передумает, – ворчливо попросила она, распахивая дверь перед непрошеными гостями. – Разувайтесь, куртки снимайте, – распоряжалась она в прихожей.

Саша ожидала увидеть захламленную, мрачную, неухоженную квартиру и ошиблась. Квартира была хоть и небольшой, но чистенькой, со светлыми обоями, множеством цветов и содержалась в идеальном порядке.