Я бросился с ножом на неприкрытую спину лорда Халада, но резко остановился, когда в мое сознание ворвался кто-то еще. Зивар снова вспыхнул: он настолько раскалился, что обжигал кожу – я буквально представлял себе обожженную плоть. Я громко вскрикнул. Нож выпал из руки и с лязгом ударился об пол.
– Отчаяние придает сил, – сказала Костяная ведьма. – Связанный по рукам и ногам, ослабленный, и все равно умудряется управлять Бардом. Ты опасный человек, Усиж. Эта земля с радостью избавится от тебя.
Кузнец душ поместил последний урван в черное сердце, и комната озарилась ярким светом. Сердце Безликого больше не было черным, как у Темной аши, оно излучало все великолепные оттенки серебра. Девушка сорвала с шеи Усижа кулон и подняла его над головой.
– Уйди, – приказала она, и меня охватила страшная слабость. Ноги сами независимо от тела понесли меня в другую комнату, хотя все внутри меня сопротивлялось и кричало на аэшма, который, тяжело ступая, с пугающей нетерпеливостью двинулся вперед.
– Тия! – взмолился Кузнец душ. – Не делай этого. Убей его, если хочешь, но только быстро.
Костяная ведьма задрожала. Через ее воздействие на мой разум я ощутил ее жажду темной гнили, острое желание быть жестокой.
– Тия, – вторил мольбам своего кузена лорд Кален. – Пожалуйста.
Спустя какое-то время аэшма, фыркнув, отступил. Я уже был в коридоре за дверью и того, что произошло потом в тронном зале, не знал. В голове царили легкость и спокойствие, все мысли улетучились – и за это я был благодарен.
27Император Шифан еще не до конца оправился от своего тяжелого потрясения. Налитыми кровью и потускневшими глазами он смотрел на свой город и видел перед собой то, что осталось после кровавого побоища: усеявшие поле тела даанорийских солдат, погибших в бою, и двух громадных дэвов.
Он больше не был тем изысканно наряженным и ухоженным императором, который встречал нас копьями и угрозами, когда мы только вступили в тронный зал. Однако при всех его недостатках в глаза по-прежнему бросались его непомерная заносчивость и уверенность в дарованном богами праве власти. Он даже, не послушав Тансуна, захотел выйти из города и лично посмотреть на дэвов, несмотря на все разумные доводы против этого.
Саурва, вопреки смертельным ранам, был еще жив и по-прежнему дышал, когда прибыл паланкин с императором. С ним явились и все остальные: Зоя, Шади, Лик, Халад и старый Кузнец душ. Изнуренный старик шел сгорбившись, но в его взгляде снова плясали искорки. С обеих сторон его поддерживали Халад и Лик. Зоя и Шади тоже выглядели усталыми. Принцесса Инесса шагала рядом с Фоксом, а не позади императора, как полагалось всем титулованным даанорийским женам. На вороте ее платья в лучах утреннего солнца сверкала серебряная заколка в форме лисицы. Фокс почти ничего не говорил, хотя боль от близости к саурва по-прежнему давала о себе знать.
Всех мертвых и умирающих уже унесли. Одалийская армия до сих пор не пришла в себя после разверзшейся под их ногами ямы. По их потрясенным лицам и недоверчивым взглядам я предположила, что большинство из них стали жертвой принуждения, однако, кто из Безликих был за него ответственен, так и осталось загадкой. На самом деле одалийская армия оказалась не совсем уж одалийской.