Кузнец Песен

Кождемыр перестал петь и прислушался: действительно, за дверью раздавались приближающиеся шаги. Чего же еще надо опкынам от пленников? Якуня растерянно посмотрел на Кождемыра, а в душе Кузнеца Песен проснулась надежда: может быть, добрые вести?

Железная дверь со скрипом отворилась. Три кнехта в железных шлемах знаками приказали пленникам выходить. Раненый татарин даже не пошевелился. Один немец подошел к нему и пнул ногой. Татарин застонал. Немец стал колоть его пикой. Раненый попытался подняться, но не смог. Тогда разозленный кнехт заколол татарина копьем.

Подталкивая рукоятями алебард, немцы вывели Кождемыра, Якуню и другого татарина из подвала.

«Уж не на тот ли свет нас ведут? — подумалось Кождемыру. — Или, может, хотят обменять нас на пленных немцев?»

Кождемыра, Якуню и татарина по крутой лестнице вывели во двор. Там, возле открытых настежь ворот, толпились роскошно одетые рыцари и дамы. Впереди всех стоял одноглазый, морщинистый человек. Он приказал пленным идти вперед. Стоявшие у ворот стражники с алебардами посторонились и пропустили пленных. Якуня еле шел, волоча раненую ногу.

Пленных привели к оврагу, примерно в полуверсте от замка, и поставили у самого обрыва. Кождемыр почувствовал, что готовится что-то недоброе. Якуня нахмурился.

Немцы шумели, предвкушая удовольствие. Одноглазый барон и один рыцарь с большими усами вышли вперед. Они подняли арбалеты и прицелились, барон — в Кождемыра, усатый рыцарь — в Якуню.

Кождемыр, не отрываясь, смотрел на арбалет барона, стрела вот-вот сорвется и полетит. Жутко стало Кождемыру глядеть на свою смерть, он отвел глаза и огляделся кругом. Вокруг один только белый снег. Но что это? Совсем близко, шагах в пятидесяти, снежная глыба зашевелилась, за сугробом мелькнуло что-то темное, лохматое и тут же скрылось. Но Кождемыр успел разглядеть: это был Маскай! Как попал он сюда? Кождемыр едва поверил своим глазам. Эх, были бы еще здесь и друзья! Как не хочется Кождемыру уходить в черный илем киямат-торы[10], не пожив вдосталь на белом свете, не спев всех своих песен!

Застонала тетива, и стрела пролетела возле самой головы Кождемыра. Тут же вылетели три новые стрелы: одна ранила Кождемыра в ногу, другая попала в грудь Якуни, третья вонзилась прямо в сердце татарину. Кождемыр опустился на снег. Татарин упал навзничь, слабеющей рукой схватился за стрелу, вонзившуюся ему в грудь. Якуня, стоя на коленях, пытался подняться.

Вдруг, откуда-то прилетела стрела и вонзилась в грудь усатому рыцарю. Рыцарь рухнул замертво.

— Ахтунг! Москвитен! Москвитен! — закричал кто-то из немцев.

Рыцари схватились за оружие. Но тут они увидели медведя… У страха глаза велики. Толпа рыцарей и дам с воплями ужаса бросилась к замку. Кнехты, вместо того, чтобы охранять господ, толкаясь и опережая друг друга, мчались впереди всех.

Одноглазый барон, подняв арбалет, выстрелил в Кождемыра. Словно, молния ударила в плечо Кузнеца Песен. Черный ельник поплыл перед его глазами, снег стал багровым, перевернулись снежное поле и небо в облаках. Вот послышались голоса русских воинов, вот Жданко обнимает Якуню, руками зажимает его кровавую рану и говорит:

— Яшенька! Не умирай… Я спасу тебя!

А Якуня чуть слышно шепчет:

— Алена!?. Сестричка!?. Я нашел тебя…

«Алена? Как так? Да это же Жданко…» — успел подумать Кождемыр, теряя сознание. Он не видел, как подбежал к нему Перекати-Поле, не слышал, как встревоженно завыл Маскай. Очнулся он от тихого шепота, повел глазами, пытаясь понять, где он. Бревенчатые стены, наверху дощатые полати. А рядом Алена шепчет по-русски:

— На море окияне, на острове Буяне серебряная изба стоит, в той избе три серебряные девицы живут. Одна девица серебряную иглу кует, другая — серебряную пряжу прядет, третья — рану зашивает. Серебряная иголка, не ломайся, серебряная пряжа, не обрывайся, кровь-руда, не теки! Зашивай, игла, рану, пусть здоров будет воин-молодец.

У Кождемыра в груди такая тяжесть, словно сто пудов груза на него навалили, дышать тяжело, горло будто сжимает кто-то.

— Пить… — хрипло попросил Кождемыр.

Алена поднесла к его губам ковшик с холодной водой. Кождемыр напился и снова откинулся на подушку…

И пригрезился ему чудесный сон: по зеленому берегу Какшан-реки идет девушка. Лицом она похожа на Алену, но одета по-марийски. Сверкает ее одежда радужной вышивкой, пояс украшен бусами. И поет та девушка чистым, звонким голосом русскую песню.

Кождемыр проснулся. В избе было тихо. Только у порога грустно вздыхал Маскай. Добрый зверь не оставил своего друга, так все и был подле него. В окно весело светило весеннее солнце, несло в избу радость. И песня, услышанная Кождемыром во сне, звучала наяву, возле самого окна. Пела какая-то девушка. Пела она о тропинке, что бежит среди белых берез, и тропинка эта, словно доброе чувство, идущее из сердца в сердце.

Вдруг песня оборвалась, и в избу вошла Алена.

— Хорошую песню ты пела, — сказал Кождемыр.

Алена улыбнулась.

— Верно, ты начал выздоравливать, если уж песни слышишь.