Кузнецкий мост (1-3 части)

Тамбиев смотрел на Клина, тот спал. Голова англичанина, которую он удобно уложил на белой своей ладони, была неподвижна. Ничто не тревожило сейчас Клина. Даже боль в костях стихла.

— Запустил ежа под череп и уснул? — заметил Галуа, не сводя глаз с Клина.

— А какой смысл ему… запускать ежа?

— Как мне кажется, все имеет свое объяснение… — произнес Галуа, ему хотелось подступиться к ответу, который в нем возник, издалека и как-то смягчить категоричность ответа.

— Какое, простите?..

— Клин полагает, что Хоуп обрел в России козыри, которыми в его положении трудно не воспользоваться…

— Можно подумать, Алексей Алексеевич, что Клин поставил себя на место Хоупа и решил, что в положении американца нет пути иного? — спросил Тамбиев, он полагал, что последняя реплика Галуа дает ему право на такой вопрос. — Это вы хотели сказать?

— Это… — согласился Галуа и, обратив взгляд на Клина, не без озорства притопнул. Англичанин поднял голову, он проснулся. — Если верить Клину, Хоуп закончил приготовления и должен выехать из России, — засмеялся Галуа нарочито громко — он хотел сообщить своим словам толику юмора. — Он вам этого не говорил?

— Нет.

— Можно подумать, что Клин предрек отъезд Хоупа?

— Можно подумать и так.

— Но допустима и иная версия: Клин знает о намерении Хоупа уехать и на этом строятся его предположения. Достаточно Хоупу запросить выездные документы, и это позволит Клину сказать: «Все так, как я предполагал…»

— И это допустимо.

— По-моему, море. — Галуа присел, стараясь рассмотреть ландшафт, свободный от облаков. Море, возникшее на горизонте, выручило француза, иначе деликатный разговор закончить было бы трудно.

Да, это было море. Серо-голубое, в дымке, оно казалось парным и возникло, странное дело, перпендикулярно к земле. Возможно, тут действовал оптический обман, ведь земля иногда тоже встает к самолету отвесно. Впрочем, самолет снизился, а море все еще отказывалось лечь вровень с землей и медленно поднималось, уходя к зениту.

Но корреспонденты появились над морем будто только для того, чтобы его увидеть, аэродром, куда устремился сейчас самолет, лежал далеко в степи. Как это было прежде, «виллисы», приняв корреспондентов, направились к Одессе. Стояло село с домами под железом, обнесенными кирпичными оградами, с летними кухнями, амбарами, птичниками, конюшнями; все было хотя и не новым, но исправным, ухоженным, тщательно выдраенным и выскобленным, но напрочь пустым, без людей. Пыль, не апрельская, а, пожалуй, июльская, и тишина. Небо тоже июльское, серо-голубое, белесое, многократ стиранное, и в небе необычный для России островерхий конус церкви. Джерми уже пошел из дома в дом, побывал в птичниках и амбарах, заглянул в подвалы и каким-то чудом оказался на чердаке.

— Мистер Джерми, куда вы нас привели? — кричит ему Клин, необычный вид села привел его в замешательство. — Тут жили… молдаване?

Джерми потрясает книжицей в старой коже.

— Я нашел евангелие, напечатанное готическим шрифтом…

— Ну и что?

— Здесь жили немецкие колонисты, мистер Клин…

— Что?..

Похоже на правду, здесь жили немцы, и евангелие в руках Джерми — не единственное тому доказательство, на островерхом куполе церкви явно распознается лютеранский крест.

— Почему колонисты ушли отсюда? — спрашивает Клин.

— В самом деле, почему? — повторяет вопрос Клина Баркер, кажется, что испарина, покрывшая его лицо, коснулась и сине-молочных стекол его окуляров; когда он протирает их платочком, на белоснежной ткани остаются темные отметины — здешняя пыль жирна. — Почему? — недоумевает он, в этом вопросе он готов солидаризироваться даже с Клином.

— Стогов, — представляется корреспондентам генерал. У генерала жестковатая рука и круглая, наголо обритая голова. — Признаться, вид этого села явился и для меня неожиданностью. — Генерал держит фуражку в руке, подставив голову ветру. Голова вспотела и точно ищет ветра, ей приятно на ветру. — В Одессе вы будете иметь возможность спросить об этом немцев — генерал провел ладонью по бритому темечку любовно — молодой генерал рано облысел и, чтобы скрыть это, бреет голову — Кстати, спросите их и не только об этом, можно и не немцев…

— Но вы не можете нам сказать? — настаивает Клин.

— По-моему, колонисты ушли с частями вермахта, но это всего лишь мое предположение, — замечает генерал смущенно. — Спросите еще кого-нибудь в Одессе…

Клин вздыхает, он сожалеет, что не смог добиться от генерала ответа. Англичанин убежден, когда русские не готовы отвечать, их ответ ближе всего к правде.

— Большое село — и ни единого человека, не странно ли? — говорит Клин, направляясь к машинам, которые ждут корреспондентов за селом. — Не странно? — спрашивает он себя и оглядывает степь беспокойно пристальными глазами. Не померещилось ли ему, что русские вывели немцев за село и положили их в овраге, что встал за курганом?

Машины уже двинулись, но Клин не торопится сесть, он хотел бы дойти до оврага и заглянуть в него.