Кузнецов. Опальный адмирал

— Что ж, это хорошая шифровка, она нацеливает людей на конкретные дела, — одобрительно произнес Верховный. — Надо только взять это дело на контроль, особенно Балтику и Северный флот. — Сталин глотнул дым. — В прошлый раз вы говорили, что возникла необходимость изменить практику оперативного руководства флотами. Что вы имели в виду? Можете объяснить?

— Разумеется, могу. — Кузнецов достал из папки листок. — На ваше имя я подготовил служебную записку. — Он вручил Верховному документ. — Чего я хочу, товарищ Сталин? Сейчас командующие флотами ставят подчиненным им флотам задачи только на текущие операции. Задачи флотам, которые они решают самостоятельно на морском направлении, борьба на морских коммуникациях, набеговые действия кораблей на береговые объекты противника, постановка мин на фарватерах и другие действия ставит нарком Военно-морского флота, согласовывая их с Генштабом. Я прошу вашего распоряжения, чтобы в будущем директивы по всем этим проблемам исходили из Ставки.

Сталин ответил сразу, словно давно ждал этого предложения:

— Логично! Я дам указание начальнику Генштаба товарищу Василевскому. Что у вас еще?

— Через неделю наступит Новый год, и я хотел бы поздравить вас с этим праздником: сделать это позже мне вряд ли удастся…

— Благодарю вас! — Сталин слегка наклонил голову, затем шагнул к шторам, за которыми находилась его комната отдыха, давая понять наркому, что аудиенция окончена.

В новый, 1944 год Красная Армия вступила с надеждой добиться очередных побед с борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Все защитники Родины, от рядового бойца до маршала, жили в те дни этой надеждой. Так же жил и Военно-морской флот, и особенно его нарком адмирал Кузнецов. В феврале, перед Днем Красной Армии, ему было присвоено воинское звание «адмирал флота» — четыре звезды на погонах. Первым, кто поздравил его, был маршал Василевский (как потом узнал Николай Герасимович, документ по этому вопросу для Сталина готовил не Поскребышев, а Василевский).

— Скоро ты, Николай Герасимович, догонишь меня, — улыбнулся он. — Накапливай силы для очередного рывка!..

Кузнецов был тронут вниманием начальника Генштаба и не скрывал этого. Он пригласил Александра Михайловича, чтобы по старой доброй традиции «обмыть погоны».

— И рад бы, Николай Герасимович, да не могу: прилетел в Ставку на день, завтра снова улетаю на Четвертый Украинский фронт к генералу Толбухину. Сейчас в штабе Фронта идет большая работа по подготовке к Крымской операции. Я думаю, что и тебе хлопот прибавилось. А своей милой Вере Николаевне, пожалуйста, кланяйся. В другой раз я обязательно побываю у тебя дома, и мы опрокинем не одну чарку…

«Кто часто ездит на фронт, так это Василевский, он чуть ли не живет там», — подумал об Александре Михайловиче Кузнецов.

Он собирался домой. Посмотрел на себя в зеркало. Новые погоны сидели на плечах ладно, звезды поблескивали в электрическом свете. «А вот Сталин меня еще не поздравил», — вдруг ужалила его мысль.

Жена открыла ему дверь, и он вошел в квартиру. Сыновья ужинали. Младший Коля — ему шел четвертый год — мешал ложкой в тарелке и рассказывал старшему брату Виктору, как во дворе рыжая кошка поймала воробья.

— Я хотел отнять у нее воробышка, но она убежала…

Увидев в прихожей отца, он бросил на стол ложку и побежал навстречу с криком: «Папка приехал!..» Николай Герасимович подхватил его на руки.

— Ну, как ты, сынок, нашу мамулю не обижаешь?

— Я люблю маму, а вот манную кашу не люблю! — заявил Коля. — Скажи, пожалуйста, маме, чтобы она мне эту кашу не давала.

— Нельзя, сынок, тебе надо хорошо кушать. Вот я сильный?

— Очень даже сильный, — ответил Коля и стал щипать отцу нос.

— А почему я такой сильный? — спросил Николай Герасимович. — Потому что когда был в твоем возрасте, с аппетитом уплетал манную кашу.

Жена сидела на диване и любовалась ими. Потом сказала мужу:

— Садись и ты ужинать…

Он ел жаркое из курицы, а сам посматривал на жену, и в его глазах блестела хитринка. Вера, казалось, этого не замечала. Потом вдруг промолвила:

— Ты чего все косишься на меня?

— А ты ничего не заметила, когда я вошел?

— Что я должна была заметить? — не поняла его жена.

— А то, что я уже не просто адмирал, а адмирал флота! А это соответствует армейскому званию «генерал армии»!

— Вот еще придумал, — смутилась жена.

Она метнулась в прихожую, где висела шинель. Взглянула на погоны, и блеск четырех звезд ударил в глаза. «Боже, как же я этого не увидела!» — огорчилась она. Подошла к мужу и поцеловала его.

— Поздравляю, Коленька! Я уверена, что когда-нибудь у тебя на погонах появится одна большая звезда!

Он обнял ее.

— Желание у тебя, Верунчик, хорошее, но хватит ли у меня силенок — вот в чем дело…

Наутро Николай Герасимович был в Ставке по проблемам Крымской операции и участии в ней моряков-черноморцев, и Сталин поздравил его с высоким званием адмирала флота. Но сделал это не перед началом совещания, а после. Потом, когда все покинули кабинет, он вдруг проговорил: