Кузнецов. Опальный адмирал

— Я с вами не согласен! — запальчиво возразил он, сверкнув глазами. — Вы ищете легкую дорогу, вы… — Он запнулся.

— А я с вами не согласен! — необычно грубо произнес Кузнецов. И с ожесточением добавил: — Я — нарком флота и прошу об этом не забывать. Надо выполнять приказы, а не дискутировать!..

Какое-то время оба молчали. Взглянув на своего заместителя, Кузнецов понял, что обидел его. Галлер был опечален.

— Иначе поступить я не мог, — вновь заговорил нарком. — Над столицей нависла смертельная опасность. Ставка, лично товарищ Сталин принимают все меры, чтобы не дать врагу ворваться в город. И если надо будет, мы заберем моряков со всех кораблей и бросим на защиту столицы! Но пока Ставка просит направить под Москву двадцать пять морских бригад. А с кораблей, как вам известно, мы берем лишь добровольцев. Эти люди наверняка будут сражаться с врагом до последней капли крови. Фактор весьма немаловажный. — Кузнецов сделал паузу. — Теперь, Лев Михайлович, о легкой дороге, о которой вы упомянули. Да, вы отдали флоту всего себя без остатка, и я преклоняюсь перед вами. Вы прошли на море весьма суровую школу, и среди высших флотских чинов равных вам, пожалуй, нет. Но хочу подчеркнуть другое. Для себя я никогда не выбирал легкой дороги на море и вашего упрека не заслуживаю…

Галлер ответил не сразу: то ли про себя анализировал действия наркома, то ли растерялся и не знал, как ему поступить, ибо Кузнецов был прав и каждое его слово горячим свинцом жгло душу. Наконец он вскинул брови и прямо взглянул на Кузнецова.

— Я погорячился, Николай Герасимович, прошу меня извинить!

Кузнецов, словно не слыша его, спокойно сказал:

— Торопитесь, Лев Михайлович, мне нужна справка, какие корабли и сколько выделили моряков в морские бригады. Если командиры где-то допустили перебор в добровольцах, прошу их поправить. На море ведь тоже идет война, и немалая.

— Есть, будет сделано! — Глаза у Галлера повеселели, и весь он будто преобразился.

Главморштаб отобрал с флотов до 40 тысяч краснофлотцев, которые должны были стать костяком ударных формирований. Кузнецов строго контролировал выполнение требования ГКО.

Поздно вечером в Москву вернулся адмирал Исаков. Когда он вошел в кабинет наркома, тот поднял голову.

— Иван Степанович? — Кузнецов пошел ему навстречу. — Ну, здравствуй, дружище! — Нарком крепко пожал ему руку. — Значит, нашему полку прибыло?

— Да вот… — смутился Исаков. — Как-то неловко получается: состою на должности начальника Главморштаба, а сижу в Ленинграде. Хорошо, что отозвали… Что, мой заместитель Алафузов в Куйбышеве?

— Там, Иван Степанович. Я сам на днях оттуда вернулся. Занимался размещением штаба, оборудованием командного пункта Наркомата. Ну а ты как жил в Питере?..

— С главкомом маршалом Ворошиловым я сработался быстро, установил с ним деловой контакт, и он меня понимал, — начал Исаков. — А когда его сменил генерал армии Жуков, мне приходилось туго. Жуков крутой, не терпит никаких возражений. Как зыркнет на тебя, аж пот прошибает. Правда, ко мне он претензий не имел, если не считать эпизода с начальником штаба Ладожской военной флотилии Боголеповым.

— Как случилось, что Боголепов попал под трибунал? — спросил нарком, не посвященный в детали происшедшего. — Я пытался кое-что узнать у маршала Шапошникова, но Борис Михайлович намекнул, что этим делом занимались Сталин и Берия.

— Трагедию с Боголеповым я и сейчас все еще переживаю, — признался Исаков. — Есть в этом и моя вина. Вы же сами знаете, что Виктор Платонович отчаянный и храбрый человек. Я узнал его еще в двадцать третьем году, когда он был начальником оперативного отдела штаба флота, а я — начальником Южного отделения службы наблюдения и связи Черного моря…

Кузнецов и сам хорошо знал Боголепова. Перед войной он предложил ему разработать перспективный план развития военно-морского оружия и техники на ближайшие 10–15 лет (Боголепов был в ту пору начальником кафедры тактики Военно-морской академии). Но война помешала ему осуществить задуманное, хотя план развития оружия и техники был хорош.

— Когда немцы захватили Шлиссельбург, — продолжал рассказывать Исаков, — и вышли к Ладожскому озеру, окружение Ленинграда было завершено. Жуков вызвал меня к себе и спросил, кто возглавляет Ладожскую военную флотилию. Я ответил, что временно начальник штаба флотилии капитан 1-го ранга Боголепов. Я отметил, что он доброволец, сам попросился на фронт. Словом, человек он надежный…

Что же сделал генерал армии Жуков? Он подошел к столу, на котором лежала большая карта и, глядя на меня, произнес:

— Приказываю: кораблям Ладожской флотилии высадить в районе Шлиссельбурга тактические десанты с задачей овладеть городом и наступать вот сюда, — Жуков ткнул указкой в берег, — в Юго-Восточном направлении, чтобы соединиться с нашими войсками в районе Синявино. Лично передайте это мое приказание врио командующему флотилией.

— Когда надо высадить десанты? — спросил я.

— Даю вам на подготовку две недели!

— Мало времени, Георгий Константинович, — возразил я. — А в этом деле спешка только вредит.