Кузнецов. Опальный адмирал

— А вот это уже зря, Николай Герасимович, — осадил его Микоян. — В такое время, когда враг стоит у порога столицы, когда льется кровь защитников под Севастополем, когда Северный флот сражается с армейцами против фашистов и камни плавятся от огня, вы ставите чуть ли не ультиматум. Что вас беспокоит? То, о чем заявил Берия, еще не истина. Товарищ Сталин и сам сумеет разобраться, в чем виновен Левченко.

Глядя на Кузнецова, Сталин грубо бросил:

— Мы разжалуем вашего любимчика! А теперь можете идти!

«Лучше, чем лагеря», — легко вздохнул нарком и, толкнув двери, вышел.

— О, да вы белый как стена! — тихо произнес Поскребышев. — Вот так одна минутка! Что там за шум был? Я же говорил вам, что Он не в духе. Он и маршала Шапошникова отчитал, чего с ним никогда не было.

— Ладно, я пошел, — махнул рукой Кузнецов. Ему было о чем подумать.

— Это вам. — Адъютант протянул наркому листок.

Вице-адмирал Октябрьский телеграфировал ему, в копии маршалу Шапошникову: «Докладываю, что я никуда не перехожу из Севастополя. Севастополь крепко держим, будем держать, как приказано, а я этим руковожу… В связи с прибытием на Кавказ Рогова, Исакова, которые помогут начштабу ЧФ в руководстве флотом на Кавказе, я прошу в данное время никуда меня не переводить из Севастополя и поскорее решить вопрос оказания Севастополю более крупной поддержки».

— Наконец-то Октябрьский понял, где его место. — Кузнецов отдал депешу адъютанту. — Пошлите ко мне Галлера.

Левченко вошел в кабинет наркома, ощущая, как гулко стучит сердце. Сколько он пережил, и все время «мотор» дает о себе знать. «Ладно, Гордей, только без слез», — сказал он себе. Кузнецов оторвался от бумаг, порывисто встал и пошел ему навстречу.

— Рад тебя видеть, Гордей Иванович. — Нарком кивнул на кресло. — Садись. Что у тебя, рассказывай!

— Меня сняли с должности заместителя наркома ВМФ и разжаловали до капитана 1-го ранга. — Левченко попытался улыбнуться, но из этого ничего не вышло. — Направлен в ваше распоряжение.

Какое-то время Кузнецов молчал.

— Я не согласен с решением Ставки, — наконец заговорил он. — Еще когда ты получил назначение, я сказал Верховному, что наши войска в Крыму уже отступают и вряд ли Левченко их остановит, у него для этого нет таких сил. Ты улетел в Керчь, а следом Сталин послал маршала Кулика. Но… — Нарком развел руками. — Чуда не произошло. Куда желаешь ехать? Может, на Северный флот, к Головко?

— В Севастополь. — Левченко сжал губы. — На любую должность, только бы туда, в самое пекло.

— Черноморский флот исключается, — отрезал нарком. — Сталин так решил, говорит, штрафнику там нечего делать. Давай на Балтику! Там тоже горячо, да и Трибуц к тебе хорошо относится. У него есть должность командира Ленинградской военно-морской базы.

— Согласен, — кивнул Левченко.

— Ты еще удачно выкарабкался, а вот у Кулика все сложнее, так что не падай духом. Я помогу тебе залечить рану. Но и ты дерзай, покажи себя в новом деле. Что задумался?

Левченко отчего-то покраснел. Потом вскинул брови и, глядя на наркома, произнес:

— Еще два дня тому назад Берия допрашивал меня и грозил расстрелом. «Ты, — сказал он, — пошел по стопам генерала армии Павлова. Тот получил свои девять граммов свинца. Подумай и не отпирайся, что сдал Крым немцам. Ты же заранее условился с немцами».

— Так и сказал? — напружинился Кузнецов.

— Слово в слово. — Левченко передохнул. — Это было два дня назад. А вчера он вел себя со мной по-другому… Вот я и думаю, почему? Вы случайно не говорили с вождем о моей персоне?

— Зачем тебе все это знать? — мягко улыбнулся Николай Герасимович. — Ты жив, здоров, есть новая должность, есть где проявить себя. Надо доказать Верховному, что ты чего-то стоишь. А большие звезды на погонах у тебя появятся.

— И все же, Николай Герасимович, вы были у Верховного? — допытывался Левченко.

— Ладно, скажу… Понимаешь, я сначала пошел к Берия, и мы крепко с ним повздорили. Он заявил, что твоя судьба решена — лагерь, а то и девять граммов свинца. Тут уж я испугался за тебя и пошел к Сталину.

— Тяжелый был разговор?

— Очень. Я даже сказал, что готов уйти с поста наркома ВМФ. Такое дело, понимаешь… Коса на камень нашла… — Кузнецов встал. — Поезжай на Балтику. С Трибуцем я сегодня переговорю.

— Спасибо, — растрогался Левченко. — Я этого не забуду…

Развернувшись над Невой, «Дуглас» пошел на посадку.

Ленинград окатил Кузнецова сырым, ледяным ветром. Едва нарком вышел из самолета и ступил на бетонку, по лицу больно стегнула снежная крупа. Трибуц, встретивший его, был сдержан, чем-то озабочен, прятал лицо от ветра. Когда садились в машину, он спросил наркома, надолго ли тот приехал.

— Поживем — увидим, — буркнул Николай Герасимович.