Читаем Кузнецов. Опальный адмирал полностью

— Это — подвиг! — сказал Кузнецов.

— Может быть, но я как-то об этом не думал…

Сейчас Кузнецов не мог больше ждать Ширшова и позвонил ему.

— Петр Петрович, я же вас жду!.. Ах, вы только что возвратились из Ставки? Понял… Мы с Шашковым летим в Сталинград, вы туда не собираетесь?

— Я оттуда недавно вернулся, — возразил Петр Петрович. — Еще бы туда слетал, но Председатель ГКО дал мне новое задание. Мне надо повидать Папанина и поговорить с ним насчет Арктики. Там ведь тоже есть наше хозяйство… А на Волге сейчас идет настоящая война. По реке плывут суда с нефтью, а «юнкерсы» бомбят их, на фарватер сбрасывают мины… Николай Герасимович, приезжай ко мне, кое-что хочу тебе посоветовать.

— Еду, Петр Петрович, только на час, не больше: у меня встреча с Шашковым в наркомате…

Вернулся к себе Николай Герасимович довольный. Что и говорить, опыт по морской части у Ширшова большой, и его совет дать на Волгу как можно больше тральщиков, чтобы уничтожить все мины, как нельзя кстати. А вот о секретаре Сталинградского обкома партии он отозвался нелестно. Тот часто звонит Сталину, жалуется на военных моряков да и на самого наркома: мол, не принимает должных мер, «Ты, Николай Герасимович, душу этому Чуянову не открывай, иначе вождь все будет знать!» — сказал Ширшов.

— Значит, мы летим? — спросил Кузнецова Шашков, едва вошел в кабинет наркома. Его худощавое лицо порозовело, глаза искрились. — Тяжело к вам подниматься. Устал. — Он снял шляпу, налил из графина воды и выпил. — Холодная, как из родника.

— Только что принес адъютант, — похвалился Кузнецов.

— Знаешь, Николай Герасимович, я где-то вычитал у Горького, что Земля — это сердце Вселенной. — Шашков сел. — А что есть море?

— Часть земли, — улыбнулся Кузнецов.

— Ладно, а что есть река?

— Исток на земле…

— Может, не спорю, — согласился Шашков. — Только Волга —. это могучий исток, там сейчас настоящий фронт!

— У нас сегодня, Зосима Александрович, везде фронт! — заметил Николай Герасимович. — У меня, как вы знаете, на флотах есть линкоры, крейсера, лидеры, эсминцы… Но их на Волгу не пошлешь. Им просто негде там развернуться. А вот тральщиков — кот наплакал. Зато у тебя судов да всяких барж — уйма!

— «Тюлькин флот», как ты однажды сказал, — улыбнулся Шашков. — Дам я тебе этих самых судов да барж, а вот оборудовать их по-военному должны твои подопечные.

— Добро, у меня таких умельцев хватает. Но тех судов, которые вы дали нам, маловато. — Кузнецов взял со стола папиросу и закурил. — Надо еще хотя бы десятка три.

— Десятка три наберем, а то и больше. Что еще?

— Остальное решим на Волге, добро? — улыбнулся и Кузнецов.

— Тогда я поеду к себе, меня там ждут. — Шашков, откланявшись, ушел.

В кабинет наркома вошел адмирал Галлер.

— Проблема судоходства на Волге будет решена, — сказал Кузнецов.

— Нарком Шашков человек дела, — произнес Галлер. Он помолчал с минуту, потом добавил: — У меня к вам просьба… — Он прищурил глаза, посмотрел куда-то в сторону. — У меня есть боевой опыт. И немалый. На линкоре «Слава» я принимал участие в Моонзундском сражении. Правда, это был лютый и кровавый семнадцатый год. Но разве теперь нам легче? И вот я подумал, что зря в наркомате протираю штаны. Мне нужно ехать туда, где сражаются моряки. Можно на Северный флот, но лучше — на мою родную Балтику.

Кажется, Кузнецов еще не видел Галлера таким взволнованным. Неужели он считает, что здесь, в наркомате, как он выразился, люди протирают штаны?!

— Хотите на военный флот? — спросил Николай Герасимович тихо. — На родную Балтику?

— Я давно хотел вам сказать, — глаза у Галлера загорелись, — еще когда Исакова посылали в Кронштадт. Зря его послали, лучше бы меня. Я в том смысле, что мне на Балтике каждый камешек знаком.

— Мне вы здесь нужнее, Лев Михайлович. Я даже не знаю, как бы мог обойтись без вас. Да мог ли?! — Кузнецов загасил в пепельнице папиросу. — Я всегда служил там, куда меня посылали старшие начальники. Но я не стану вас упрекать в этом, Лев Михайлович. Вы для меня значите больше, чем бывалый адмирал. Я ведь стажировался в штабе Морских Сил Балтики и из ваших уст, из уст флагмана, услышал о себе лестные слова. Думаете, не рад был? Еще как!

— Преувеличиваете, Николай Герасимович, — буркнул, не глядя на него, Галлер.

— Нисколько, Лев Михайлович. — Кузнецов постоял у стола, потом сел. — Завтра я улетаю в Сталинград с наркомом речного флота Шашковым и адмиралом Пантелеевым, вы остаетесь за меня. Прошу вас звонить мне на флотилию и докладывать обстановку на флотах, особенно на Черном море. Сейчас немцев выбили из станицы Крымской. Но удастся ли разгромить новороссийско-таманскую группировку врага — вот в чем вопрос!

— «Голубая линия» немцев еще очень сильна, — подал голос Галлер.

— Взломаем эту «Голубую линию»! — убежденно сказал нарком.


8 мая в полдень «дуглас» поднялся в небо. В салоне самолета сидели трое — Шашков, Кузнецов и контр-адмирал Пантелеев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза