Читаем Кузнецов. Опальный адмирал полностью

— Я хотел выпить за наш дружный работа, — улыбаясь, сказал Кинг на ломаном русском языке.

Он взял со стола виски и налил в стаканы Кузнецову, Каннингхэму и себе. Все трое чокнулись и выпили.

— Слабое виски, русская водка крепче! — усмехнулся Кузнецов.

— Давай русский водка! — кивнул Кинг.

Кузнецову ничего не оставалось, как попросить своего адъютанта принести «Московскую». Николай Герасимович наполнил стаканы. Кинг глотнул один раз и сморщился, как от зубной боли.

— Жгучий водка, — едва произнес он, но все же опорожнил стакан до дна.

К ним подошел генерал армии Антонов.

— Николай Герасимович, после ужина зайдите к Верховному, — негромко сказал он.

Сталин сидел в кресле и курил трубку. Николай Герасимович вошел к нему и не знал, как ему быть. Верховный заметил его смущение, кивнул на другое кресло:

— Садитесь, пожалуйста. — Пососал трубку, выпустил дым. — Корабли поделили?

— Поделили, товарищ Сталин. Нам досталась третья часть…

— Вы собираетесь на Дальний Восток? — вдруг спросил Верховный.

— Я? — растерялся главком. — Как прикажете…

— Ставка решила возложить на вас координацию боевых действий Тихоокеанского флота и Амурской военной флотилии с действиями сухопутных войск. Это — серьезное задание, и я бы хотел, чтобы вы сразу включились в работу.

— Есть, понял. — Кузнецов помолчал. — Если не секрет, кого вы решили назначить главкомом войсками на Дальнем Востоке?

— Доложите о своем прибытии товарищу Василевскому, он познакомит вас с обстановкой и замыслом операции, — ответил Верховный.

«С Александром Михайловичем я всегда найду общий язык», — обрадовался Николай Герасимович и был очень тронут, когда, прилетев в Читу и встретившись с маршалом Василевским, услышал добрые слова:

— Рад вас видеть, Николай Герасимович! Ей-богу, рад. — На лице Василевского засветилась добродушная улыбка, его большие умные глаза блестели. — Теперь верю, что тихоокеанцы будут сражаться по примеру черноморцев, балтийцев и североморцев. — Маршал окликнул своего адъютанта: — Дай нам что-нибудь поесть. Ну, как там, в Потсдаме? — весело продолжал Василевский. — Немецкие трофейные корабли нам достались?

— Сто пятьдесят пять единиц, в том числе подводные лодки, Александр Михайлович, — ответил главком ВМФ. — Все старые субмарины решено затопить… Ну а как вы тут? Скоро начнется свинцовая карусель?

— Скоро, Николай Герасимович. — Василевский подошел к другому столу, на котором была разложена оперативная карта. — Удар нанесем в трех направлениях — из Приморья, из района Хабаровска и со стороны Забайкалья. Догадываетесь, почему?

— Хотите расчленить и по частям уничтожить Квантунскую армию?

— Сообразил, моряк! — одобрительно произнес Василевский. — Именно — расчленить! Тут придется действовать стремительно, иначе японцы могут оказать сопротивление. Но я надеюсь, что мои коллеги маршал Малиновский, генерал армии Пуркаев, маршал Мерецков меня не подведут. А вам, Николай Герасимович, сам Бог велел возглавить боевые действия моряков. Юмашев был у меня с командующим Амурской флотилией контр-адмиралом Антоновым. У нас состоялся деловой разговор, и они, как я понял, сделают все так, как надо. Но вас я прошу все-все обговорить со своими адмиралами. — Он взглянул на стол, на котором уже дымился чай. — Давай перекусим, Николай Герасимович…

На другой день Кузнецов встретился с комфлотом адмиралом Юмашевым. Не виделся он с Иваном Степановичем давно и сразу заметил, что Юмашев постарел, правда, глаза все также горят юношеским задором. Адмирал был доволен тем, что наконец-то и тихоокеанцы скажут в боях свое слово.

— Не стану утверждать, что на флоте все герои, но люди будут сражаться до последней возможности, — веско сказал он, и на его лице появилась суровая сдержанность.

— У людей настрой боевой, — добавил член Военного совета генерал-лейтенант береговой службы Захаров.

— Да, и сил теперь у нас немало. — Начальник штаба флота адмирал Фролов стал перечислять: — Два крейсера, один лидер, двенадцать эсминцев, семьдесят восемь подводных лодок, более двухсот торпедных катеров. И самолетов больше полутора тысяч. Приличная морская сила!

Из всего, о чем шла речь в штабе флота, Кузнецов выделил высадку десантов.

— Дело это, скажу вам, нелегкое, — подчеркнул главком. — Тут и смелость нужна, и военная хитрость, и умение навязать свою волю противнику. И еще — нарушение коммуникаций врага. Важно не допустить, чтобы японские корабли и суда подвозили из портов грузы и боевую технику для Квантунской армии…

Десанты, по замыслу командования флота, высаживались в портах Юки, Раскин и Сейсин. Глядя на карту, Николай Герасимович спросил:

— Из трех портов наиболее сильно укреплен Сейсин, так?

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза