Читаем Кузнецов. Опальный адмирал полностью

— Не смей этого делать, иначе я обижусь на тебя!

— Ты ближе всех к нему, Евгений Аронович знал твоего отца…

Но Климов молча рванул дверь на себя и вышел.

Уже совсем рассвело. Серо-пепельный горизонт, казалось, отодвинулся туда, где море сливалось с небом. Над водой курилась сизая дымка, но море по-прежнему было черным, неласковым. Небо низко висело над землей, тяжелое и хмурое, как перед штормом. И хотя Климов принуждал себя думать о предстоящем выходе в море, мысли его невольно вновь и вновь возвращались к звонку Астахова. Неужели и впрямь отец жив? Где он мог видеть его? Невероятно! Мистика какая-то… Возле причала первым корпусом была плавбаза, на которой жили подводники, когда лодка длительное время находилась в бухте; здесь размещался также штаб бригады. На палубе стоял флаг-штурман капитан 2-го ранга Лецкий и невозмутимо курил свою трубку.

— Привет, Василий Иванович! — воскликнул, подходя, Климов.

— Как отдыхалось? — Лецкий протянул ему руку.

— Читал на ночь книгу про адмирала Нельсона. Забавная штука! Вы как-то говорили, что еще в училище писали о нем научный трактат?

— Да-да, писал. — Лецкий затянулся и выпустил дым. — Мне пришлись по душе размышления Нельсона о том, что морская жизнь требует натур восприимчивых, гибких и слишком большой запас учености в начале карьеры может стать скорее обременительным, нежели полезным.

— У меня нет большого запаса учености, потому-то и хочу попасть в академию, — усмехнулся Климов.

Но флаг-штурман заговорил о другом, словно бы и не слышал его:

— Вряд ли сегодня пойдем в море. Полчаса назад поступило штормовое предупреждение, потому-то Коровин и пошел звонить авиаторам.

«Лучше бы отменили выход, — подумал Климов. — У меня же встреча с Астаховым!»

А вот и Коровин. Он шел быстро, шурша кожаным регланом, правой рукой придерживая фуражку, чтобы не сорвал ветер.

— И вы уже здесь! — воскликнул он, увидев Климова. Глядя на флаг-штурмана, добавил: — К авиаторам мы не поедем. У них кто-то неудачно приземлился, им сейчас не до нас, да и погода ветреная. Так что вы, Климов, отправляйтесь на свою лодку, а вы, Лецкий, пойдете со мной в штаб флота. Да, Климов, — спохватился комбриг, — вечером возвращается из дозора лодка капитана второго ранга Потапова, бывшего вашего командира. Пойдете со мной встречать ее. Это, разумеется, не приказ, а просьба. На лодке я буду заслушивать доклады о том, как прошла торпедная стрельба, и вам полезно будет присутствовать: на будущей неделе вам тоже; предстоит торпедная стрельба.

— Готов с вами идти, только к двадцати одному ноль-ноль прошу меня отпустить, — смутился Климов. — У меня встреча с одним человеком… Кажется, он знал моего отца.

С минуту капитан 1-го ранга молчал, потом глухо произнес:

— Хорошо, я вас отпущу пораньше…

На подводной лодке у сходни Климова встретил старпом капитан-лейтенант Борисов. Он сообщил, что лодка к выходу в море готова.

— Выход отменяется, Яков Сергеевич!

Карие глаза старпома оживились:

— Тогда разрешите мне сходить в торпедную мастерскую? Хочу посмотреть, как там готовят наши торпеды. У соседей две торпеды после стрельбы не продулись, боюсь, как бы у нас не случилось подобное.

— Добро, идите. Кстати, вы проверили штурманскую карту?

— Выявилась маленькая неувязка в курсе. А так все хорошо. Я велел Вясину вновь сделать прокладку. На этот раз замечаний не было. Торопится он иногда. У меня к вам просьба. — Борисов замялся. — У моей Ларисы день рождения, хотел бы сойти на берег.

— Разрешаю идти после обеда, а прибыть на лодку к восемнадцати тридцати, — сказал Климов. — По делам мне надо быть в городе.

— Буду вовремя, Федор Максимович. Лариса приготовила торт, пригласила соседей, а меня не будет. Сами понимаете, как-то неудобно.

День прошел в делах и заботах, и Климов ни разу не вспомнил о доме. И только перед тем как идти с комбригом встречать подводную лодку, он забежал к дежурному и позвонил по городскому телефону домой.

— Это я, Дарья. Как дела, все нормально? Мне никто не звонил? Нет? Ясно… Домой приду не скоро. — Подумал, что может обидеть жену излишней сухостью, пояснил: — У меня тут дел по горло, а потом еще встреча с одним человеком. Не сердись. В воскресенье обещаю пойти с тобой в Дом флота, посмотрим новый спектакль Мурманского драмтеатра. По пути домой возьму билеты. Согласна? Ну вот и договорились. — Федор положил трубку на рычажок и поспешил на соседний причал…

С моря дул сырой ветер. На душе у Климова было тоскливо, неуютно, и то, что Астахов задерживался, усиливало и без того мрачное настроение. Наконец на тропинке, ведущей к причалу, показался мужчина в сером пальто и черной шляпе. Он подошел к Федору.

— Не найдется ли закурить?

Климов вынул из кармана шинели пачку «Казбека» и протянул ее мужчине.

— Курите на здоровье!

— Всю пачку? — удивился тот.

— У меня есть дома, так что обойдусь. — А про себя Климов подумал: «Ходят тут всякие…»

Мужчина закурил, на его лице появилась улыбка.

— А вы щедрый, — сказал он. — Спасибо! — И, повернувшись, зашагал к дороге, ведущей к Дому флота.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русские полководцы

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза