Кузница душ (СИ)

«Твою мать!» — подумала Мариэн. — «Ну еще бы, кому нужно позволять мне бежать от реальности так просто?» Однако она не стала ни орать, ни паниковать, ни злиться. Только отметила, что пить хочется еще сильнее. И задумалась, как еще можно «промотать» время, не играя на руку своим мучителям и не испытывая больше боли и ненависти, чем необходимо, чтобы не падать духом. Вспомнила, как училась отделять себя от реальности. Легла на живот, так, чтобы рука болела от невозможности положить ее параллельно телу, как можно меньше. И начала вспоминать старые песни из раннего детства, подробно представляя их сюжеты.

Этот способ помогал. С одной стороны, она была как бы не в камере, с другой — никто не мог сделать с ней что-то так, чтобы она не увидела. Периодически Мариэн забывалась тяжелым сном, но часто просыпалась, снова ныряя в спасительную фантазию. Одежда закономерно отсырела, источая неприятный запах, во рту пересохло, губы потрескались, глаза болели от непролитых слез. Руки и ноги затекли, а на запястье левой руки остался темный синяк. Только желудок не спешил напоминать о голоде, поскольку травнице и раньше приходилось проводить много времени без еды, и тогда она была вынуждена еще и работать. Сейчас в этом смысле было проще: у прикованной к каменной койке не слишком много способов потратить скудные силы.

Когда это время, наконец, кончилось и вновь раздались шаги, на лице Мариэн читалось мрачное торжество. «Тело и разум начнут работу сами, да? Не дождешься, сука!», — мелькнула мысль в ее голове. Вошла Шиу — кто ж еще? — и протянула пленнице флягу.

— Это вода из Белого подземного источника — лучшая основа для зелий, как ты наверняка знаешь — смешанная с соком ягод «Черной руки», который не дает уснуть. Такой напиток может безопасно и эффективно употребляться в течение многих лет, что тебя и ждет. Сегодня другой фляги не будет, поэтому не разлей.

Вся сила воли Мариэн ушла на то, чтобы спокойно протянуть руку, забрать флягу, открыть прикованной рукой и осторожно, не торопясь отпить несколько мелких глотков. Затем она закрыла ее и положила рядом с собой. Ей не хотелось показывать, насколько необходима была эта влага, не хотелось подавиться и «терять лицо» тоже не хотелось. Хотя даже ей самой было немного смешно оттого, что подобные вещи стали важными.

— Спасибо, — пробормотала она совсем тихо, и слегка вздрогнула от непривычного уже звука собственного голоса.

В камеру вошел еще один человек, показавшийся пленнице безликим, и передал Шиу какие-то вещи.

— Дым из лепестков голубого карбинита. Ранее использовался как болеутоляющее, запрещен больше века назад. Твое тело постоянно ощущает боль, даже когда ты просто прикасаешься к чему-то, просто оно привыкло не воспринимать ее как интенсивную. Правильные дозы карбинита, после первоначальной эйфории, усиливают ее настолько, что обычный щипок ощущается так, будто в тебя вонзили раскаленный прут. Диапазон боли, которую ты способна ощутить, увеличивается многократно. Эффект можно поддерживать сколь угодно долго, — спокойно, будто речь шла о приготовлении обеда, объяснила палач, ставя на пол (достаточно далеко, чтобы прикованная Мариэн не могла дотянуться) вазу-курильницу из бронзы и зажигая ее с помощью магии. Травница подумала было задержать дыхание, однако это просто оттянуло бы эффект. Так что она лишь язвительно заметила:

— Удобно. По крайней мере, если у жертвы сильное сердце.

— Другие сюда и не попадают, — равнодушно бросила Шиу.

— Интересно, чем он держит тебя на коротком поводке? И не противно ли это, служить ручной собачонкой такой мрази, будь она хоть десятикратно богом…

Мариэн сама не знала почему, но ей хотелось вывести кого-нибудь из себя. Или умереть. Или просто сделать что-нибудь, что можно было бы хоть условно назвать «победой». А потому она отпускала злые замечания и изображала безразличие, которого не было. И давила в себе страх, словно вредоносное насекомое.

— Я просто делаю то, что хочу. И нет, не противно, — Шиу слегка позабавила раздраженность Мариэн. Или последней просто показалось? Тут пленница начала ощущать действие дыма: боль ослабла, и даже как будто бы тело стало легче. Страх тоже исчез, будто его и не было никогда — теперь Мариэн не понимала, чего вообще боялась. Она подумала: «Так вот как ощущается эйфория». И захихикала над странным словом, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает и как себя ведет. Затем наклонила голову вбок и заявила:

— А я могу летать!

Впрочем, в комнате уже не было никого, кроме ее самой. Только сейчас Мариэн было все равно. Казалось, если бы не пристегнутая рука, она начала бы танцевать. И только где-то в глубине души голосок здравого смысла требовал остановиться, успокоиться и ждать, пока действие этой дряни изменится, и она снова сможет соображать. Но «побеждала» все же эйфория. С ней оказалось значительно сложнее бороться, чем с яростью или болью.