Аратан подъехал туда же. Соскользнул с Хеллар, намереваясь последовать за отцом в башню... но заколебался, ощутив поблизости какое-то присутствие. Уши кобылы прижались, слыша звуки справа - шлепанье тяжелых ног по грязи. Через миг показалась громадина: женщина выше и грузнее самого Гриззина Фарла. Руки ее выглядели слишком длинными, широкие ладони покрылись ссадинами. Длинные волосы свисали покрытыми грязью космами, словно она только что упала. Одета она была в драную, черную как смоль шкуру - тоже замазанную грязью. Подойдя, она покосилась на Аратана - он различил широкое плоское лицо, пухлые губы и глаза как щелочки меж опухших век.
Оружия при ней не было видно. Как не было и доспехов. Она подобралась ближе и протянула лапищу, схватила его за ремешок шлема и подтянула к себе. Поднявшись над землей, он пытался висеть так, чтобы видеть ее глаза. Затем он начал задыхаться; она опустила его и молча прошла в башню.
Аратан все еще ощущал жесткие костяшки пальцев на челюсти. Мышцы шеи и спины болели. Пошатнувшись, он отстегнул шлем, стащив с головы, потом снял и шапочку. Обрушившийся на макушку дождь казался ледяным. Отвернувшись, он озирал город, пока Хеллар не позвала его, мотнув головой.
Он взял поводья и повел кобылу внутрь.
Там было единственное помещение не меньше пятнадцати шагов в ширину. Каларас стоял у противоположной стены, рядом отец опустошал мешок с провизией. При появлении странной женщины Драконус повернулся и встал.
Она освобождалась от шкур в середине комнаты, сбрасывая их на камни пола. Оставшись нагой. - Из всего твоего отродья, Сюзерен, - сказала она тонким голосом, - в одном этом не чую безумия. - Подняла голову, метнув до странности застенчивый взор. - Надеюсь, остальных ты убил. Большой камень сокрушает черепа, потом ты отрываешь головы с тел. Рубишь на куски, бросая в зев самой жаркой печи. Чтобы осталась одна зола.
- Килмандарос, - произнес Драконус. - Далеко ты от дома.
Она хмыкнула: - Никто не наносит визитов. Давно. - Внимание ее обратилось на Аратана, который подвел своих лошадей. - Он пробужден?
- Нет, - сказал Драконус. - И да.
- Так ты не готовил его для меня.
- Килмандарос, на пути мы встретили твоего мужа.
- Полагаю, сына тоже. С тем зловредным дружком, что выполнил твою просьбу.
Драконус промолчал, повернув голову к сыну. - Аратан, приготовь нам костерок, когда закончишь с лошадьми. Слева у стены дрова.
Обеспокоенный, старающийся оторвать глаза от женской наготы Аратан положил шлем и занялся расседлыванием.
- Мы встретили и твою сестру по духу, если не по крови, - сказал Драконус.
Килмандарос издала свистящий звук. - Предоставляю ей жиреть на суевериях. Однажды Форулканы ощутят голод по землям Бегущих-за-Псами и мы возобновим войну. Или окончим.
- Сделаешь последователей оружием?
- А какой еще от них прок, Сюзерен? Да и Форулканы мне не поклоняются. Сделали богом беспредельный закон, хотя своими руками без конца его подрывают. Рано или поздно, - продолжила она, вставая прямо перед Аратаном, - они предъявят права на все владения Бегущих, законодательно оправдав геноцид.
- Глупо, - заявил Драконус. - Мне сказали, среди Бегущих ныне ходят Джагуты, воздвигая троны богоподобия и тирании. Мало Форулканы претерпели унижений от Тисте, чтобы бросать вызов Бегущим-за-Псами и Джагутам?
- Зависит, - буркнула она, - от того, что я нашепчу им в уши.
Ощутив тепло ее дыхания на затылке, Аратан поспешил перейти к жеребцу, снимая упряжь.
Она перешла за ним.
- Тирания процветает, - сказал Драконус с другого конца комнаты, - хотя по всем расчетам должна страдать от голода.
- Бедность рождает стычки, Сюзерен. Ты об этом? Голод послал моих детей против Тисте.
- Голод по железу. Нужда была создана, оправдания измышлены. Но это ветхий спор. Я тебя простил, но лишь потому, что ты проиграла.
- И я взвесила твое великодушие, Сюзерен, и нашла легким. Но как скажешь. Это в прошлом.
Когда ее рука скользнула над левым бедром Аратана и погрузилась в пах, Драконус проговорил: - Оставь, Килмандарос.
Рука отдернулась, Килмандарос отошла. - Ночь юна, - сказала она, улыбаясь. - Я знаю его желания и готова ублажить. Это между ним и мной, ты ни при чем, Сюзерен.
- Мои слова тебя отвратят.
- Ты расхолодишь меня? И его?
- Боюсь, Аратан перестанет тебя волновать. Не в том мое намерение, это будет лишь следствием того, что я вынужден рассказать.
- Тогда оставь до утра.
- Не могу.
- Ты никогда не понимал наслаждения, Драконус. Делаешь любовь хрупкой, когда она проста, полнишься неистовством, когда нужна сдержанность. Однажды я могу провозгласить себя богиней любви - что думаешь, Сюзерен? Не порадует ли тебя этот аспект, как любовь приветствует ночь, как нежность приветствует темноту?