Кузница Тьмы

Лорд Аномандер, казалось, не знал что делать. — Тогда… зачем ты явился?

— Мы связаны, Первый Сын. Я ждал тебя.

— Зачем?

— Защитить дар.

— Защитить? От меня? Я не порушу доверие — хотя Андарист от меня отказался. Я его найду. Я всё исправлю.

— Боюсь, Аномандер, ты не сможешь. Но знай: ты постараешься.

— Так оставайся здесь, Азатенай, до смерти последнего дня! Защищай пародию на святость, так искусно вытесанную твоими руками!

— Мы связаны, — повторил Азатенай, не смущенный вспышкой Аномандера. — Отныне на всех путях ты будешь видеть меня рядом.

— Мне этого не нужно.

Гость пожал плечами: — Уже между нами есть нечто общее.

Аномандер потряс головой. — Ты не друг, Каладан Бруд. И никогда не будешь. Не могу увериться: вдруг твой дар был проклятием и причиной всего случившегося?

— Я тоже, Аномандер. Еще что-то общее меж нами.

Первый Сын схватился за рукоять меча.

Однако Азатенай покачал головой: — Не время, Аномандер, вытаскивать такое оружие в таком месте. Вижу за твоей спиной священника. Вижу в руках его силу Матери Тьмы, вижу кровь, кою она пустила. Итак, сделка веры завершена.

— Не понимаю…

— Лорд Аномандер, отныне она наделена всей властью Азатенаи. Власть наша от крови, и при рождении бога или богини высшая сущность первой должна ее отдать. А вы, ее дети, должны отдать свою в ответ. Так выковывается Тьма.

Аномандер попятился. — Я не заключал такой сделки, — сказал он.

— Вере не интересны сделки, Первый Сын.

— Она ничего мне не дала!

— Она оставила тебя одного. Делай со свободой что пожелаешь, Аномандер. Делай что должен.

— Я покончу с гражданской рознью!

— Так давай. — Каладан Бруд ступил к нему. — Если попросишь, лорд Аномандер, я покажу, как этого добиться.

Аномандер явно колебался. Он оглянулся на Эндества, но аколит торопливо отвел глаза — узрев, что камни под ногами стали багряными. Ощутил себя слабым и встал на колени, падая на неровно сложенную могилу.

И услышал словно с далекого расстояния: — Каладан, если я попрошу, чтобы ты показал… здесь будет мир?

И Азатенай ответил: — Здесь будет мир.

Аратан встал у окна башни, по высоте уступавшей лишь Башне Ненависти. Утренний свет лился на него, наполняя теплом.

Кория позади села в постели. — Что такое? — спросила она.

— Извини, что нарушил твой сон.

Она хмыкнула. — Это впервые, Аратан. Юноша влетает в мою комнату, даже не постучав, но замечает ли он мою нагую красу? Нет. Вместо того несется к окну и там стоит.

Он оглянулся.

— Что там, снаружи? — спросила она. — Всего лишь пустая равнина и развалины упавших башен. Слушай, — продолжала она, вставая и закутывая изящные формы одеялом, — мы живем на пустоши в компании жалкого Джагута, со всех сторон унылый вид. Разве ты не нашел меня привлекательной?

Он смотрел на нее. — Нахожу тебя очень привлекательной. Но не доверяю. Прошу, я не хотел обидеть…

— Правда? Тебе еще учиться и учиться.

Он отвернулся к окну.

— Что же тебя так восхищает?

— Готос пробудил меня загадочными словами.

— Ничего в этом нового, полагаю?

Аратан пожал плечами. — Загадка разрешилась.

Послышался шорох, и она встала рядом. Поглядела на равнину и словно задохнулась.

Не сразу произнесла она: — Что же сказал Владыка Ненависти, Аратан?

— «Он такой дурак, что, боюсь, мое сердце разорвется».

— Только-то?

Аратан кивнул.

— От мне говорил… теперь есть врата.

— Путь в королевство мертвых, да. Худ намерен пройти в них.

— И повести невозможную войну. — Она вздохнула. — Ох, Аратан, может ли сердце не разбиться, видя такое?

Они стояли бок о бок, глядя на равнину внизу. Там собрались тысячи ответивших на зов Худа. Нет, не тысячи. Десятки тысяч. Джагуты, Тел Акаи, Бегущие-За-Псами… потерянные души, тоскующие души все как одна. И приходили еще многие.

«О Худ, знал и ты? Мог ли вообразить такой отклик?»

— И Готос больше ничего не сказал?

Аратан потряс головой. «Но я нашел его сидящего в кресле и увидел слезы. Дети плачут легко. Но слезы стариков — иное дело. Как ничто иное, они разрушают мир ребенка. А в это утро я снова ребенок» . — Нет, — сказал он, — ничего.

Я не ходил среди них, Рыбак Кел Тат. А надо было. Он воздел знамя горя, это поколебало мою решимость, а лорд Аномандер в тот роковой миг был не готов видеть. Они были слишком далеко. Пойманы своими жизнями. Слишком многие и слишком неотложные необходимости гнали их.

Но подумай же… Под такое знамя будут вставать без конца — не под тяжестью неудач, но под проклятием живучести. Вражду самой Смерти готов объявить только легион живых.

Смотри на эту армию. Она обречена.

Но даже слепец может в такой миг увидеть сияние твоих глаз, друг мой. Ты лучишься жаром поэзии, воображая то сборище, такое молчаливое и решительное, такое безнадежное и такое… великолепное.

Давай отдохнем от рассказов.

Времени хватит даже у стариков, чтобы поплакать.