Глаза Натали были красными, веки опухли. Когда ее арестовали, она заплакала от злости и отчаяния – не состоялось ее свидание с дилером. Она метнула гневный взгляд на Ханнелоре.
– Я не имею с этим ничего общего. Я даже не знаю Даниела Феарехье.
– Мы говорим о похищении, милая, – мягко произнес Ван-Ин. – Наказание за соучастие в таком преступлении очень суровое.
– Если вы собираетесь обвинить меня в чем-то, то я должна позвонить своему адвокату.
Несмотря на то что жизнь Натали летела под откос, она по-прежнему была гордой и высокомерной.
– Все зависит от вас, милая, продолжайте в том же духе и попрощайтесь со всем, что вам так необходимо, на неопределенное время.
Ханнелоре выпрямилась во весь свой высокий рост и встала перед Натали, широко расставив ноги.
– Вы когда-нибудь слышали о законе от 14 мая 1994 года? – спросила она, чеканя каждое слово. – При совершении тяжких преступлений, таких как убийство и похищение, прокурор имеет право задерживать подозреваемых на неопределенный срок. – Она сделала паузу с тем, чтобы смысл ее слов дошел до сознания Натали. – Вы наркоманка, в здешних условиях вам не выжить, в лучшем случае – сойдете с ума. Или вы хотите сделать признание? – добавила она, вертя в руках нож.
– Долбаная сука! – Натали задрожала при мысли, что прошло уже больше двадцати четырех часов.
Ван-Ин нервно поерзал на стуле. Он никогда не слышал о законе от 14 мая 1994 года. И никто о нем не слышал.
– Ну-ну, мадам, у вас есть возможность избежать заключения под стражу. Расскажите, где мы можем найти Даниела Феарехье, и вы будете дома через полчаса.
Удивительно, но старейший хрестоматийный полицейский трюк «плохой полицейский – хороший полицейский» сработал и на этот раз. Но Натали, видимо, прочитала слишком много триллеров и видела немало детективных сериалов.
– Дайте мне денег, – злобно прошипела она. – И кстати, этот допрос противозаконен, прокурор не имеет права присутствовать при полицейском допросе. Вас никто сюда не звал, заместитель прокурора – кретинка!
Ханнелоре сглотнула не потому, что была оскорблена выпадами Натали, а потому, что она была права: присутствие на допросе сотрудника прокуратуры и в самом деле было нарушением правил и даже, возможно, противозаконно.
Они по очереди продолжали допрашивать ее до четырех часов утра. Комната наполнилась сизым табачным дымом. Натали проклинала их, кричала, впадала в ярость и всячески провоцировала, но продолжала отрицать свою причастность к похищению племянника.
– Вы думаете, она лжет? – спросила Ханнелоре Ван-Ина, когда Натали препроводили в камеру.
– Не знаю, но не вижу никакого смысла продолжать допрос, сука слишком хорошо знает, что у нас заканчивается время.
– Что вы предлагаете?
Ван-Ин взял сигарету у сержанта и теперь нервно рылся в карманах в поисках зажигалки.
– Вернемся, – вздохнул он, – прибудем как раз вовремя, чтобы стать свидетелями представления. Между прочим, я мог бы поспать пару часов.
Телевизионщики установили свое оборудование задолго до рассвета. Целые стаи техников трудились всю ночь, чтобы подготовиться к главному моменту. Наставили вышек, проложили мили кабеля. Все было готово для девятичасового прямого эфира, когда мир услышит о странном похищении.
Толпы любопытствующих, не желая пропустить такое зрелище, потянулись в город, чтобы успеть занять самые удобные места для обзора.
Обратный путь из Де-Пэна в Брюгге с Версавелом за рулем был гораздо спокойнее. Атмосфера в салоне сгустилась, все чувствовали себя подавленно.
– Дороги остыли, охотники приуныли, – философически заметил Версавел.
Ван-Ин невесело уставился в пространство.
– Господи! Да кто захочет получить обратно человека восьмидесяти лет?! Это выглядит маловероятно.
Ван-Ин по-прежнему пребывал в глубокой задумчивости и никак не реагировал на то, что говорили Версавел или Ханнелоре. Какая-то мелочь в прошедшем дне настойчиво беспокоила его, как точка на носу, которую, глядя в зеркало, и не заметишь, но она есть и не дает вам покоя.
Память – сложный лабиринт, заполненный воспоминаниями, которые уже освоились в мозгу и легко извлекаются по мере надобности, но есть те, что блуждают в поисках своего пристанища. И когда одно из таких бессмысленных воспоминаний натыкается на другое, случается неожиданное озарение.
– Я не думаю, что Аквилин Верхай мертв, – неожиданно произнес он.
Ханнелоре повернулась и с сомнением посмотрела на него, ей пришло в голову, что Ван-Ин бредит в припадке безумия.
– Я не думаю, я это знаю, – вдруг добавил он уверенно.
Ван-Ин порылся во внутреннем кармане и достал несколько снимков, сделанных на могиле Верхая.
– Притормози-ка, Гвидо, и дай мне фонарик.
Версавел без лишних слов припарковал машину на обочине.
– Вот, – сказал он и протянул одну из фотографий Ханнелоре. – Посмотрите на даты.
– Пятнадцатое октября 1914 года, – произнесла она вслух.
– И ты, Гвидо.
Версавел неохотно надел очки и стал внимательно изучать снимок. Это заняло не менее минуты, но он подтвердил:
– Пятнадцатое октября 1914 года.