Квадратное время

Пахан поймал взглядом мои глаза, но я понял смысл вопроса по интонации и не подумал лукавить:

— Хоть чем поклянусь! — и добавил, попробовав призвать в союзники логику: — Если бы мог, зачем год на Шпалерке болтаться? Объяснился бы с чекистами, так и так, вышло чудо чудное, пользуйтесь, пока можно. А без дороги назад… еще и документов нет.

— Ху…м маку не утрёшь, — явно расстроился Князь. — Но, погодь, вот не ковырнула бы моя братва твои картинки, так бы и сдался в ЧК?

— Ну да, — не стал запираться я. — Сами же видели, как документы оформлены, так что надеялся — поверят… почему нет? Со знанием будущего многих ошибок можно избежать, миллионы людей спасти, ресурсы сохранить, если повезет — построить социализм не как получилось, а правильно, например, по-шведски или по-китайски.

— Ладно, брякай, что же нас ждет, — поморщился от моего пафоса пахан. — И без туфты!

Подробный рассказ о будущем я построил в минорном ключе, что-то типа "дела в колхозах шли плохо, не сказать, что совсем плохо, можно даже сказать — хорошо, но с каждым годом все хуже и хуже". То есть ничего не утаивал, но аккуратно преувеличил (да и преувеличил ли на самом деле?) быстро нарастающую жесткость расправ советского правительства с уголовным и политическим элементом в ходе реализации ошибок коллективизации, перегибов индустриализации, Голодомора, великой чистки 37-го года, строительства заполярных железнодорожных магистралей и добычи золота Колымы. Не забыл в деталях описать отечественную войну, вытянутую чудом и героизмом миллионов простых людей. Под конец — устал шевелить языком, да и пахан явно вяло реагировал на события за горизонтом собственной жизни. Поэтому по основным вехам истории развитого послевоенного коммунизма прошелся без особых деталей. Закончил — перестройкой и расколом былой империи на кучку с трудом уживающихся между собой республик.

На грузинской войне 2008 года князь Гвидон совсем погрустнел. Не иначе как осознал, что время крутых перемен не для пенсионеров, а шансы пожить в свое удовольствие в замешивающейся круговерти до безобразия невелики. Но вместо уточнений событий ближайших лет удивил меня приземленным, и в то же время актуальным вопросом:

— А нонче куда податься надумал?

— Не знаю, — честно признался я, про себя лихорадочно продумывая действия, которые не должны идти вразрез с планами урки и оставили бы мне хоть относительную, но свободу. — Очень уж не понравилось мне в гостях у ЧК. Боюсь также, что с документами, что без — сперва допросят качественно, с пристрастием, а потом расстреляют на всякий случай. То есть помочь стране хочется, но не ценой же здоровья или жизни!

— Барно! — довольно кивнул головой Князь Гвидон. — Дядин дом[58] живо учит, что пи…ду и титьку в одну руку не возьмешь.

Я же попробовал на вкус состроенную на ходу версию… и с ужасом осознал ее полную реальность. Все те страхи о звериной хитрости чекистов, своекорыстии и презрении к чужой жизни, что я досель уверенно и успешно гнал из своих фантазий, после увиденного с изнанки внезапно обрели объем, цвет и даже запах, тяжелый запах крови и го…на. Идея перекраивания истории, ведущая меня вперед все время после провала в прошлое, внезапно превратилась в глупую и очевидную ловушку, выход из которой надлежало найти как можно скорее. Аж слабость накатила, и как не вовремя-то!

К счастью, мои душевные метания прошли мимо внимания уголовного лидера. Он удивительно легко оставил в покое щекотливую тему моего целеполагания и деловито уточнил:

— Много нагрузили?

— Трешку. Перед тем еще год на Шпалерке промариновали.

— На траву тебе рвать не резон, проще отпыхтеть, — почему-то повеселел Князь. И неожиданно перейдя на нормальный язык, спросил прямо и в лоб: — Может быть, ты помнишь какие-нибудь клады, что в будущем отыщутся?

— Увы, — пришла моя очередь расстраиваться. — Что-то в новостях мелькало, но никаких подробностей…

— Дела знаменитые? Шармак? Мокруха? Скок?

— Только политиков, разве что, — чуть покопавшись в памяти, выложил я по одному знакомому слову: — Вот Кирова в 34-ом грохнуть должны, как-то глупо причем, из ревности. Народу под это дело репрессируют эшелоны. А еще Маяковский в 30-ом застрелится.

— Без мазы, — поморщился Гвидон. — И нужный номерок в скачках или в лотерее ты конечно не знаешь.

— Слишком давно, пожалуй, даже в интернете не найти.

— Что же еще? — пахан простецки почесал затылок, не обратив особого внимания на новое слово. — С авиаторами что-то намутить?

Это он уже от отчаяния, — понял я.

Нет, самолетная тема в СССР популярна сверх всякой меры и смысла. Чуть не в каждой второй газете пишут то про иностранцев, добирающихся на крыльях аж до самой Австралии, то про нашего Громова, облетевшего всю Европу.[59] Вот только как на этом заработать хоть копейку? Тем не менее, я без особой надежды выложил единственный застрявший в памяти факт:

— Чкалов через Северный полюс до Штатов доберется, но это уже позже, году в тридцать пятом.[60]

— И как же ты жить-то мортуешь с эдаким капиталом в башке? — подозрительно вкрадчиво поинтересовался пахан.