Сняв рюкзак, залез в боковой карман и выудил заботливо завернутую в промасленную папиросную бумагу пятидесятиграммовую пачку. Отсыпал добрую половину в трясущиеся, покрытые трещинами и мозолями руки. Мужики мгновенно свертели из куска газеты самокрутки, прикурили и, окутавшись клубами удушливого дыма, уселись прямо на оголовок рельса. Я пристроился напротив с вопросом:
— Вы хоть откуда такие будете? Из лагеря поди освободились?
— Та нет жеж, по вольному найму мы, лес валили, — охотно отозвался молодой, рассматривая мою некурящую персону с тем же старанием, что появляется у детей на экскурсии в зоопарк при виде фиолетового языка у жирафа. Вроде давно знакомая по картинкам животина, а взяла и удивила на ровном, можно сказать, месте.
— Насилу тока живы вырвались, — мрачно добавил старший.
А младший тут же дополнил с издевкой:
— Заработать собирались! Вот оно и получилось, — он протянул вперед свою ногу в рваном лапте, из которого во все стороны торчали ошметки обмотки. — Весь заработок такой жеж.
— Ох ты, Господи! — широко перекрестился его напарник. — Нонче вона люди бают, в лагере-то лучшее, чем на воле. Хлеб, кашу дают. А на воле чо? — он с видимым наслаждением затянулся, — вот те и вся воля туточки. Здеся куш вербовшики посулили, а хлеба, одежи нету, жить негде, гнус жрет поедом али мороз кусает, до дому начальник не пущает, документу нипочем не дает. Мы ж ево Христом Богом молили, пустите, видите ж, мрем тута. Отощавши еще с дому, сил нету, а баланы пудов пяток тянут, а то и поболе. А их ж по болоту тягать! Ну, пожалел он нас, все ж тако добрый человек, дал документу. Тако идем таперича, тута хлеба просим, тама еще чо. Верстов сто почитай на чугунке проехали, нету боле денег совсем. Не чаем как до Питера добрести.
— А в Питере чо? — зло сплюнул молодой. — Накормят тебя в Питере, как жеж.
— В Ленинграде накормят, — вмешался я в перепалку. — Большой город, не откажут, а лучше к ремеслу пристраивайтесь, — вспомнив историю, продолжил: — Только не вздумайте на Украину или в Поволжье идти, недавно слышал от ученых друзей — голод там ожидают великий через два или три года.
— Тако будем сызнова христарадничать, — покорно согласился старший, совершенно не обратив внимание на предупреждение.
— Одежу чаял справить, — удивительно, но молодого парня тоже не заинтересовали слова о грядущем голоде. — А теперь домой голышом придем. Ну, пошли чо ли?
Двое вольных граждан СССР поднялись на ноги. Старший умильно посмотрел на меня:
— Можа хлебца лишку найдется?
— Хлеба нет точно, — ответил я, поднимаясь вслед за ними. — Но знаете, я же ученый-биолог! Мне и не нужен хлеб совсем, вот, — я протянул горсть захваченных пожевать в дороге подсохших кусков "подкорья".
— Не, — враз поскучнели мужики. — Благодарствуем, но режка-то[152]
у нас есть покуда, только ей и пробавляемся. Да только силы с нее нет вовсе!На этом и расстались. Как ни хотелось мне расспросить о выживании на подножном корму крупнейших в мире специалистов этого дела, русских крестьян, но неуместно. Назвался ученым как-никак, вредно усугублять странности, когда за спиной застава на заставе. Но странное безразличие, выказанное мужиками по поводу грядущих событий, накрепко врезалось в память. Разгадка пришла лишь много позже: если говорить научным языком, я превысил горизонт планирования, а говоря проще, нельзя напугать грядущими ужасами тех, кто, без малейшего преувеличения, живет некрасовскими словами "а кабы к утру умереть — так лучше было бы еще".
Едва уйдя за поворот, я перешел на бег — хотел догнать лидера, старика с козой на веревке. Да еще сзади замаячили какие-то дорожные рабочие, не иначе, обходчики. Кто разберет, что у них на уме, и какие в их тусовке приняты расценки за бегунков. Старания не помогли, спокойных километров вышло до обидного мало. Впереди показался невысокий, но длинный мост через реку, аж на двух быках, и я с ходу свернул в лесок — подыскивать наблюдательный пункт.
Против удивления, моего "донора" никто не задержал ни с ближнего конца, ни с дальнего. Пропыхтел дымом паровоз навстречу, затем реку пересекла группа неплохо одетых мужчин, поболтавшая о чем-то минут пять с догонявшими меня обходчиками, и опять поезд, только уже попутный пассажирский. Хоть как рассматривай сооружение, нет ни постоянного караула в специальной избушке, как на Кемском, значительно более крупном мосту, ни тайной засады в лесу, как на мелком мостике через Летнюю.
Немалая радость — пробежать километр за пять минут куда лучше, чем тащиться в обход полдня. Заодно можно утолить жажду в реке с название Поньгома, оказалось, даже в таком насыщенном ручьями и болотами краю тяжело выживать без фляги. Всего-то спуститься по заботливо выкошенному с осени откосу…
Чтобы нос в нос упереться в позевывающего патрульного! Дрыхли, су…и!