Я потребовала налить мне еще вина. Держась за ножку бокала, я чувствовала себя увереннее.
– Надо что-то делать! – вскричала Поли. – Мне, конечно, абсолютно наплевать на твою подругу Ирку. Пусть бы даже ее в тюрьме сгноили. Она того заслуживает – сама виновата. Но на тебя мне не наплевать! Ты опять ухитрилась вляпаться в криминальные разборки. Где ты только их находишь?! Ах, да. Дружишь не с теми.
– Как ты можешь так говорить! Что значит, «в тюрьме сгноили»? Ты отдаешь себе отчет?! Это – живой человек – Ирка. И вся ее вина в том, что встала на борьбу с мафией! За справедливость!
– Расскажи подробнее про личность трупа, – прервал нашу перепалку Вова, – что за баба?
А действительно, что я знала об убиенной? Только общие сведения. Я даже толком не успела узнать, каким образом ее убили. И вообще – убили ли? Ирка, должно быть, знает, конечно, больше. Но она к телефону не подходит. Ну, не гадство? Еще и за нее волнуйся.
– Как вовремя похитили вашу подругу, – задумчиво сказал Вова и пристально посмотрел на меня.
Я смутилась под Вовиным взглядом.
– Кстати, – сказал Вова, – обычно, когда совершается убийство, первым делом подозревают мужа. Или жену. Родственников, короче. Что там за муж у трупа? Потом, ты говоришь, у трупа были любовники. Тоже – тема.
«Завтра надо встретиться с Костей, – подумала я, – оперуполномоченный, конечно, никогда сам не позвонит. А мне позарез нужна инфа. И с Сугробом надо повидаться. Вот он-то мог и сам позвонить. Уже сутки прошли, как я его озадачила. Никто-то обо мне не волнуется. Одна я – за всех переживаю».
Мне стало себя жалко. Видимо, это ощущение отразилось на моем лице. Поли и Вова стали как-то участливо хлопотать вокруг меня. Подливать вино и подкладывать закуски.
– Как, говоришь, фамилия мошенника? Красавин? – спросил Вова.
Я обрадовалась. Вова просто так никогда лишних вопросов не задает. Если спросил – значит проникся важностью происходящего. А мне сейчас так нужны были понимание и поддержка!
– А раньше был Синицын!
Добралась я до своей квартиры в абсолютно разобранном состоянии. Чему даже была и рада. Я не подвергнусь в таком самочувствии расспросам. Потому что они бессмысленны – соображала я плохо и лыка не вязала.
Свалилась спать. Мотька устроилась в ногах, а освоившийся вполне и окончательно котенок пришел требовать ласки. «Надо бы дать ему, наконец, имя», – подумала я и отключилась.
Глава 5
Когда я проснулась, Антон уже шебуршался на кухне.
– Привет! – сказала я. – Надо, наконец, назвать как-то котенка. Как тебе имя Симона?
Антон не ответил.
– Ты меня слышишь? – позвала я.
Муж повернул ко мне полное гнева (и я бы даже сказала: ненависти) лицо.
– О чем ты думаешь? О чем ты думаешь? – пророкотал он и скрылся в недрах квартиры.
– А о чем я должна думать?! – вскричала я с негодованием.
Все же очень сложно общаться с человеком, которому нельзя сказать, о чем я на самом деле думаю! Нет, про котенка я тоже думала. Но больше меня, конечно, волновали Ирка, пропавший Тимофей и подброшенный труп. Вернее та, кем этот труп был при жизни. Но о том, что меня, действительно, волновало, я не могла сказать Антону. По многим причинам. Во-первых, потому что обещала Ирке ничего ему не рассказывать. А во-вторых, и в-главных – потому что Антон совершенно меня не понял бы. То есть он задал бы мне вопрос, который я сама себе задавала: зачем я в это во все влезла? Но одно дело самой себе вопросы задавать, а совсем другое – когда тебе задает их человек, от которого ты ждешь сочувствия и понимания. Это совершенно разные вещи, совершенно не одно и то же.
От самой глубокой грусти меня спасла необходимость предпринимать неимоверные усилия. А именно: позвонить Тимофею и Ирке. Я уже было собралась идти гулять с Мотькой (чтобы конспиративно позвонить интересующим меня объектам), когда на кухне появился Антон и молча протянул мне мой телефон.
Звонила Инга. Я обрадовалась ее звонку – он избавил меня от тягостного общения с Антоном.
Инга в который раз рассказывала мне горестную историю своей жизни, а я пыталась сконцентрировать свое внимание на обстоятельствах борьбы с мафией. Абсолютно не хотелось с ней, с мафией, бороться. Что она мне, собственно, сделала, эта мафия? Лично мне – ничего. К тому же она бессмертна, как известно. И какой смысл с ней бороться?
И тут мне пришла в голову спасительная мысль. А я с ней, с мафией, и не борюсь. В мою компетенцию входит просто предупредить людей, что им грозит опасность. Просто предупредить. Ну, и попросить написать заявление в полицию. Все. И это вполне в моих силах. Никто же не заставляет меня кидаться грудью на амбразуру.
Настроение заметно поднялось.
Хлопнула входная дверь. Антон ушел. Не попрощавшись. Я тяжело вздохнула. Видимо, это совпало с особенно слезным пассажем Инги, потому что она проговорила сквозь рыдания:
– Только ты меня понимаешь, – мы, конечно, уже перешли на «ты». А как тут не перейти – в период таких доверительных отношений?
Инга еще какое-то время говорила со мной. Вернее, она говорила сама с собой. Но это было – неважно. Ни для нее, ни для меня.