Квадратные углы

– Я здесь уже так давно, что не помню, как жила в Питере.

– Даже?

Я представила, как сейчас он крутит ус пальцем, хмурит брови, но улыбается. Радуется за меня.

– Завтра я буду дома, тогда и поговорим.

– Хорошо, милая. Я встречу тебя в аэропорту.

– Пока.

– Целую.

Через час из палаты вышел Иван.

– Пойдем. Он уснул.

Он потащил меня за руку в сторону лифта.

– О чем вы говорили?

– О работе. Он хочет, чтобы я взял все гаражи.

– А ты?

– Я не осилю шесть сервисов. Они огромные, и работы много. Мне придется забросить все и заниматься только административной волокитой.

– Пусть Игорь занимается, а ты работай как прежде. Чини свои машины и только подписывай бумаги.

Он резко остановился посреди широкого коридора.

– Я не хочу ничего подписывать. Как ты этого не понимаешь? Это не мое! Я – механик, а не бухгалтер! Твой отец загнал меня в угол. Я не могу отказать, но и принять не могу.

– Так что же делать?

Мы снова пошли к лифту.

– Не знаю. Посоветуюсь с Игорем. А ты что сама думаешь?

– Я? – выпучив глаза, переспросила я.

– Это теперь твой бизнес.

– Ужас!

Схватившись за голову, я снова остановилась и, от безысходности, чуть не расплакалась. Это – тупик. Иван прав. Нас загнали в угол. Особенно, меня!

– Ань, ты чего? Не расстраивайся. Мы что-нибудь придумаем.

Он обнял меня, и я прижалась носом к его груди.

– Мне так сложно одной справиться со всем этим. Я – девушка. Обычная, не слишком умная. Мне даже в магазине трудно вести учет товара. Трудно посчитать прибыль с одной точки. А тут целый бизнес, столько работников, непонятные накладные, закупки. Как разобраться с этими дибильными запчастями, маслом, инструментами? Как высчитать зарплату людям? И как проследить за всеми сервисами, если они находятся в разных частях города?

– Ань…

– Нет. – Я махнула рукой и быстро пошла в сторону лестницы. – Мне все это надоело. Я уеду в Питер и отдам все в твои руки. Разбирайся сам. Ты больше в этом понимаешь, чем я.

– Нет! – он побежал за мной. – Не делай этого.

– Ты умный мужчина. Справишься.

– Не справлюсь. Остановись!

Я резко встала, но не обернулась. Упрямо нависла над самой лестницей. Пусть разговаривает со спиной, раз ему так хочется.

– Посмотри на меня.

– Вань, отстань.

– Не отстану.

Он обошел вокруг меня и оказался на одну ступень ниже. Теперь наши лица стали ближе, но все равно он выше меня.

– Я тебе помогу. Только не бойся.

– Чем ты мне поможешь?

– Всем.

Демонстративно закатив глаза кверху, я задумалась. Неужели отец действительно хочет, чтобы я возглавила его бизнес? Может Иван, что-то не так понял?

– Мне надо поговорить с отцом, – развернувшись на сто восемьдесят градусов, сказала я и быстро направилась в сторону палаты.

– Подожди! Он спит. Давай приедем завтра с утра?

Он догнал меня уже около двери.

– Вань, у меня завтра самолет. Ты забыл?

– Так он только в двенадцать!

– Нет! Я лечу утренним рейсом. В девять!

Он застыл на месте, а я дернула за дверную ручку и вошла в палату, чтобы не видеть его расстроенные глаза.

Отец спит. Я села на стул возле кровати.

– Пап.

Глаза закрыты, но он услышал меня. Веки встрепенулись.

– Поговори со мной.

Мой жалобный тон и тихие всхлипы, вытянули его из сонного состояния. В руке капельница, датчики все отключены и больше не мигают разноцветными огоньками.

Ему колют обезболивающие, а еще снотворное и витамины.

– Аня?

– Да, это я, пап. Ты можешь говорить?

– Не кричи. Я не глухой. – Он открыл глаза. – Где Ваня?

– Он курит внизу.

– А-а. Пусть курит. Мы уже с ним все обсудили.

А со мной? Что будет со мной?

Но я задала совсем другой вопрос. Не тот, который крутился в голове. А тот, который крутится на языке.

– Почему ты мне не сказал, что мама больна?

– Что? – удивленно, переспросил он.

– Ты сообщил о ее смерти только через две недели. И то не мне, а Сан Санычу. Почему, пап? Неужели я так сильно тебя обидела?

– Это мама не хотела. Она просила ничего не говорить.

– Почему?

– Ты сбежала из дома, не писала, не звонила, общалась только с Настей. А нас вычеркнула из жизни.

– Я писала маме. Даже отправляла фотографии Маши.

– Когда это было?

Он прав. После того, как я сбежала от Алекса, мама писала, а я даже не читала ее сообщения. Исчезла на четыре года и больше ни разу не общалась с ней.

– Она пыталась тебя найти, – продолжил отец, заметив слезы у меня на глазах. – Но, ты исчезла. Только Лапины общались с ней, рассказывали, где ты и что делаешь.

– И она обиделась?

На душе стало тяжело. Моя родная мать на меня обиделась?

– А ты сама как думаешь? – сухо сказал он, взглянув на меня. – Если бы твой ребенок отказался от тебя – чтобы ты сделала?

И тут меня словно кипятком окатило.

Я сама точно так же поступила со своей маленькой дочерью. Маше было всего четыре года, когда я сбежала от нее. Обиделась на слова ребенка и дулась несколько лет. Не появлялась, не звонила, не интересовалась. Даже бабуле запрещала рассказывать мне о ней.

Я сбежала не от Алекса, не от Сан Саныча, не от Леры. Они взрослые люди, и им свойственны человеческие пороки. На них я не обиделась.