Дальше что? На спинке стула висел кардан. Я запустила им в образовавшуюся гору белья для стирки, опрокинув при этом стул. Мне требовалось двигаться и что-то делать, иначе я начну думать: «Томас ушел, Томас ушел…»
Да как он мог снова подстроить свое исчезновение?!
Сломанная губная помада отправилась в мусорную корзину, за ней полетели одолженные у Соф сережки. Я высыпала туда же плошку с резинками для волос и шпильками, а потом выбросила и плошку. Вся комната уставлена тарелками – результат Томасового пристрастия к кулинарии и многих часов, проведенных за письменным столом в поисках потерянного времени. Когда у двери выросла стопка тарелок, а все остальное отправилось в мусор, беспорядка в комнате поубавилось, но сердце у меня по-прежнему отскакивало от стен. Как он смел так поступить?
Забравшись на стол, я по одной оторвала пластмассовые звезды и побросала на пол, испытывая мрачное удовлетворение. Но когда я сгребла созвездия в охапку, то почувствовала, что не могу их выбросить. Поэтому я свалила их на голый матрац, где уже лежала горстка мелочи с подоконника. На комоде высохшая водоросль с пляжа. Я посрывала все с пробковой доски – имей, рецепт пирога, полароидные снимки, сделанные Недом.
На этом силы закончились. Тяжело дыша, я глядела на кровать. Столько вещиц, временнáя капсула нашего лета – и чем все это обернулось? Горой мусора и нарушенными обещаниями. Томас не оставил мне ничего стоящего, даже своего слова. Я практически ничего о нем не знаю! Я подавила мысль о том, что я ведь и не спрашивала.
У меня не было выбора, меня то и дело затягивало во временн
«Да неужели? – отозвался голос Грея. – Детерминизм, пигалица. Управляй своей собственной газонокосилкой». Что мне делать со всем Томасовым барахлом? Грей назвал бы это очищением и заставил бы меня все сжечь на костре из трав, Соф отнесла бы в магазин подержанных вещей, Нед вывалил бы в мусор. А как поступлю я? Достаточно ли я себя знаю, чтобы принять решение?
Я отыскала в шкафу школьный рюкзак, лежавший там без дела с прошлой четверти, и затолкала все туда. В кармане рюкзака что-то зашелестело. Я расстегнула упрямую молнию и вытащила смятый листок – тест миз Эдеванми. Как же я проглядела, что в нем был вопрос об Вельтшмерциановом исключении?
Поставив набитый рюкзак поглубже в шкаф, я положила на подоконник «Большой тест по пространственно-временнóму континууму», легла на голый матрац и проспала шестнадцать часов.
Я проснулась уже днем – солнце, пробиваясь сквозь завесу плюща, окрашивало комнату в зеленый полумрак. Первое, что я увидела, был тест. «Часы – это способ измерения времени… Оно бесконечно… Горизонт событий – точка невозврата… Что такое Вельтшмерцианово исключение?»
Хороший вопрос.
Через десять минут я была на берегу моря. Небо казалось бескрайним, бесконечным и пустым, когда я ехала на велосипеде по заброшенной прибрежной дороге. Я последний человек во Вселенной. Мир вокруг превратился в трехмерную проекцию высокого разрешения, больше и ярче, чем я когда-либо видела. Или все дело во мне? Побывав в последнем временнóм тоннеле, я, словно яркое солнце, прогоняю туман?
Пристегивая велосипед у школы, я удивилась количеству учеников: может, занятия уже начались?
Класс миз Эдеванми оказался не заперт и пуст. Странно и даже тревожно было находиться в школе в неурочное время: стулья, на которых я обычно сидела, и белые доски, с которых списывала материал, вдруг показались музейными экспонатами – смотри, но руками не трогай.
Доска так и стояла исписанная уравнениями с прошлой четверти – явно программа выпускного класса. Все равно к началу занятий доску вымоют, поэтому я взяла фломастер и добавила уравнение, которое значилось моим почерком на имейте Томаса. Я до сих пор не разобралась, что оно означает.
– Ого!
Я так и подскочила. В дверях стояла миз Эдеванми, глядя не на доску, а на меня.
– Ты сменила прическу?
– Э-э, да. – Я неловко потыкала в свой маллет. – Вы тоже.
Учительница поставила на парту большую коробку и отбросила назад тонкие косички.
– Мне нравится, – сказала она. – Ты как Крисси Хайнд.
– А вы переезжаете?
– Готовлюсь к новой четверти. – Она начала выкладывать новые фломастеры для доски, стопки бумаги, запаянные в пластик картонные папки и здоровенный пакет леденцов, который протянула мне: – Бери с колой, прежде чем все закончатся.
Я взяла у нее пакет и не глядя выудила леденец, ожидая, когда миз Эдеванми закончит раскладываться, чтобы засыпать ее вопросами.
– Присядь, ума палата, – кивнула она на парту. – Подвинься. Я уделю тебе внимание через секунду.
Я присела на край парты, глядя на доску. Неужели я умная? Я понимаю все числа, на которые гляжу, но точно так же Соф с лету умеет растолковать картину эпохи Ренессанса, Нед – прочитать ноты, а Томас – превратить рецепт в пирог.