Квант удачи

— Только спиральный, и у него лишь один конец: пасть, а хвост теряется во тьме времён. Эроны так его и назвали: Дракон Безначальный, этот образ кочевал из одной культуры в другую почти без отличий. Их мифы и памятники культуры подтверждают: каждый новый вид эронов понимал, что их вытеснят и уничтожат потомки. Витой змей царил в их мире, все поколения поклонялись Дракону и приносили ему жертвы.

— Хм. И откуда в этом топтании на костях отцов взялось единство?

— Прямо из агрессивной конкуренции, — слабо улыбнулся Одиссей. — С каждым новым витком выживали и побеждали именно те ветви эронов, которые нашли способ ассимилировать предыдущие подвиды. Не просто истребить или выгнать, а присвоить, сделать частью себя. Использовать численность проигравших врагов, их ресурсы и достижения культуры на благо своей ветви.

— В итоге успешная ветвь супер-дипломатов поглотила все остальные? — Ана подняла брови и позволила им стать того же задумчиво-жёлтого цвета, что и волосы.

— Да. К тому моменту у всей расы развились эмпатия, широта мышления и договороспособность. Последний подвид, та’эроны, положил конец видовой конкуренции, когда они ассимилировали остальных и объединили, а не завоевали мир. Гонка эволюции сменилась маршем прогресса, и стабильность принесла победителям миролюбие. Теперь с тем же рвением, с которым они истребляли предков, эроны начали восстанавливать память о них. Они по-настоящему скорбели о менее развитых собратьев, которые сметали предыдущих только чтобы следующие смели их.

Одиссей вздохнул, словно пытаясь объять мыслью поколения сменяющих друг друга культур, вспыхивающих и гаснущих в темноте времени.

— Победа над Драконом Безначалья стала центральной темой искусства эронов и их ключевым эпосом. А главным праздником, важнейшим днём в долгом году, который из-за длинной орбиты тянулся как двенадцать земных лет, стал День Дракона.

— День памяти и скорби по ушедшим видам?

— Именно. День единения с теми, кто был.

— Красивая история.

— Это лишь завязка. Дальше эроны развивались путём медленного спирального прогресса, а не скачками кризисов и войн. То, на что люди потратили десять тысяч лет, они достигали целых пятьдесят, но без геноцидов, рабства и жертв по пути.

— Главное, чтобы этот победивший пацифизм не стоил им опоздания в гонке ближайших космических соседей, — с сомнением сказала Ана.

Несмотря на личный гуманизм, в вопросах цивилизаций ей был близок имперский подход: экспансивное развитие, дисциплина государства и гражданина, стратегическая доминация, преодоление всех конкурентов… а не вечный стагнирующий мир.

— Отнюдь. В космосе их единство стало преимуществом: оно оказалось сильнее дисциплины.

— В краткосрочной перспективе дисциплина точно выигрывает, — уверенно сказала Ана, которая многократно тестировала политэкономию на симах. — Да и в долгосрочной, зависит от конкретных факторов.

— У дисциплины высокая база, — согласился Одиссей. — Но низкий потолок. Контроль заставляет граждан делать то, что нужно власти, но активирует процессы сопротивления; подконтрольное общество вязнет в болоте скрытых конфликтов. А та’эрон доросли до состояния, в котором почти никто не тратил силы на борьбу и конкуренцию друг с другом.

— Но конкуренция внутри вида делает его сильнее: отсеивает слабых и даёт путь самым способным, — сказала Ана, такая милая в своей воспитанной убеждённости.

— Это работающая система, но она не так уж и эффективна, — возразил Одиссей. — Просто мы не знали другой. Те, кто прорвались в элиту, в основном не способнее остальных, а изощрённее и беспринципнее. А большинство достигших успеха — потратили полжизни на борьбу с угрозами и помехами, которые создали другие. Люди старательно мешают друг другу, в нашем обществе испокон веку нужно было бежать, чтобы только оставаться на месте. А та’эроны сумели отменить внутривидовую борьбу.

— Если никто друг с другом не борется, конечно, раса будет продуктивнее, — хмыкнула Ана.

— Да. Конкуренция делает сильными немногих, а свобода при наличии общих идеалов сделала сильными всех.

— Но если все в обществе выдающиеся, кто убирает улицы?

— Все. Они разделили и привилегии, и обязанности. Да, с учетом личных особенностей, но главное, что в обществе та’эронов не стало элит. А это и есть залог единства.

Ана смотрела на Фокса прищурившись, не вполне уверенная, серьёзно он или нет.

— Это сказка! — сказала она почти с обидой. — В сказке у правителей может быть и адекватный честный народ…

— Долго ли коротко, та’эроны колонизировали сотню ничейных систем и отказались от борьбы за сотню спорных. У них было достаточно ресурсов и возможностей, они достигли технологий пятой ступени, как одна знакомая нам империя. Но не стремились использовать их для количественной экспансии, а желали достигнуть качественной.

— «Качественная экспансия», что это?

— Не захватить ещё тысячу несовершенных миров, а создать один идеальный.