— Меня угнетало предчувствие беды, но не было никаких признаков, что я поступаю неправильно! Наоборот, мои интерпретации будущего приносили огромную пользу. Мой статус Аксиома укрепился ещё сильнее, меня выбирали и назначали снова и снова. Именно в те годы я наконец осознал, как жизненный опыт приводит к верности интуитивных решений; именно тогда начал смотреть на мир через разветвления вероятностей и осознавать, что он весь состоит из переплетающихся историй и движется по нарративным законам… Но с этим осознанием я лишь сильнее стал предчувствовать беду, понимаешь?
Фокс посмотрел на девушку, его грудь тяжело вздымалась.
— Если герой сказки прибегает к божественной власти, — тихо сказала Ана, — В конце концов он заплатит за это сполна.
— Сайны создали нечто совершенное, не для жалких амбиций, — кривясь, быстро говорил Фокс. — Я использовал космическое творение ради мелкой выгоды, которую считал великой. И был счастлив, как правильно и самоотверженно поступаю; но нутром чувствовал, как мои действия марают глаз сайн в грязи моих заблуждений. Но я не мог принять то, что Танелорн не важен.
Одиссей на секунду замолчал, его голос звучал глухо, но в нём вибрировала звенящая струна.
— К тому моменту я столько перенёс, всю жизнь гнался за счастьем и лишь раз поймал его, но та жизнь сменилась новым валом разочарований. И внезапно я оказался в центре великого процесса, я действовал ради огромного блага гигантского количества живых существ! И глаз работал, моя мудрость росла не по годам, а Танелорн раз за разом выдерживал внутренние кризисы и внешние конфликты. Наш мир свободы жил и развивался, побеждал в противостояниях, проходил сложности без потерь, набирал не врагов, а союзников. И каждый, кто узнал его, признавал, что это ожившее чудо. Разве я мог отказаться и отступить?
Фокс смотрел сквозь Ану, в никуда, словно его взгляд снова и снова возвращался к одной цепенящей картине и не мог от неё отступить. А принцесса в четвёртый раз перебрала данные по этому слову — и нашла только книги забытого писателя с Земли. В галактике никогда не было идеальной планеты с таким названием. Фокс рассказывал ей непонятную сказку, но Ана знала: он ничего не делает зря, а значит, нужно дослушать до конца, чтобы понять.
— О Танелорне начали узнавать и говорить. Его обсуждала половина галактики, и представители всё более удивительных народов старались войти в единство и жить в нашем укладе. Та’эроны были счастливы: сбылась их тысячелетняя мечта. Они приветствовали каждую новую расу, как ещё одно испытание на совместимость, которое рады преодолеть; чужой менталитет и культуру, биологию — как новую призму для преломления счастья, иную линзу понимания бытия…
Фокс вздохнул.
— Когда с начала проекта минуло тридцать шесть земных лет, в единство вступили Они: странные существа без внешности, языка, без семантической системы и коммуникации. Без желаний.
Ана нахмурилась, не понимая, о ком говорит Одиссей.
— О, мы тоже не понимали, — он сжато покачал головой. — Их послы пришли неизвестно откуда, у них не было имени и даже корабля. Одни из самых странных созданий, которых возможно встретить на просторах необъятной галактики.
— Как эти пришельцы выглядели? Как обращались, если у них не было коммуникаций?
— Все подумали, что Они используют неизвестную форму пространственного перехода, когда существа возникли прямо в зале, в разгар годовой сессии. Только теперь я знаю, что Они не пришли откуда-то, а сформировались из ниоткуда, оформились в реальность прямо в месте своей цели. Искажаясь и меняясь у нас на глазах, они приняли подобие формы, чтобы показаться живыми существами, приняли подобие языка, чтобы объясниться с теми, кто использует объяснения и языки.
— Мордиал бесформенны, и некоторые энергетические расы, — с тревогой напомнила Ана. — Они принимают чёткий вид, чтобы общаться с твёрдыми и постоянными расами, такими, как мы. Здесь что-то подобное?
— Наоборот, ничего подобного. Главным отличием Их от нас было не то, что они редкая необычная раса, а то, что они вовсе не существа.
— Я не понимаю, — девушка развела руками.
Ведь на Планете судьбы её отмотало в прошлое, и она до сих пор не знала, что там на самом деле произошло. Ана не прикасалась к бездне всепожирающего ничто и ещё не узнала невыносимого бремени архаев и сайн. У Одиссея не было возможности рассказать ей.
— Сейчас поймёшь, мне осталось рассказать немного. К моменту Их прихода я уже знал, что тот день станет… особым.
— Тебя предупредил Глаз?
— Когда я влетел в зал совета, всё пылало красно-чёрными переливами катастрофы и уничтожения. Синяя нить далёкого пути и надежды вонзилась прямо в меня, а где-то едва видно сияла белая звезда созидания.
Ана пыталась это вообразить, затем взмахнула рукой и нарисовала быструю визиограмму переливающихся цветов. Особо яснее не стало.
— Видение пришло внезапно, я в смятении оглядывал собравшихся, пытаясь понять, что это значит, какое будущее предсказывает глаз сайн. Но вокруг не было ничего и никого важного, а затем глаз абсолютно погас, будто спрятался — и пришли Они.