Квантовая теория любви

— Понимаю тебя, — кивнул Лео. — Может, это и к лучшему, что ты рассказал мне только сейчас. — Он подошел к отцу, обнял. — Я люблю тебя, папа. Здорово, что у меня есть ты.

Ханна, закусив губу, смотрела в сторону. Ее словно душило что-то. Внезапно она вскочила и выбежала в сад. Лео кинулся было за ней, но Фрэнк удержал его.

— Позволь мне поговорить с ней, — сказал он твердо и вышел вслед за девушкой.

Лео удивленно приподнял бровь, оглянулся на мать, и они вдруг рассмеялись.

— Вылитый Джон Уэйн.

— Или Фишель Данецкий собственной персоной, — подхватила Ева.

Дышалось теперь в доме намного легче. Напряженное молчание, в котором они прожили столько лет, исчезло. Будто его и не было никогда.

Фрэнк сел на скамейку рядом с Ханной, тронул девушку за плечо.

— Не очень-то весело быть сиротой, да? — произнес он мягко.

— Да.

— Они теперь смотрят на тебя откуда-то оттуда, сверху.

— Боль когда-нибудь пройдет?

— Нет. Просто в один прекрасный день окажется, что жизнь продолжается. А когда живешь настоящим, а не одними воспоминаниями, делается легче. Как ты думаешь, какое занятие они себе нашли теперь, когда соединились вновь?

Ханна подумала.

— Наверное, гуляют. При жизни они любили долгие пешие прогулки.

— Наверное, папа рассказывает маме, какая ты стала умная и красивая и как он гордится тобой.

— А еще они очень любили возиться в саду. Я никогда не видела в этом ничего интересного. А они все выходные отдавали саду.

Фрэнк кивнул:

— Когда у тебя появятся дети, все, что растет, будет привлекать тебя куда больше.

Ханна оглядела ухоженную клумбу, аккуратно постриженный газон.

— Смотри, Ханна, не угоди в ту же ловушку, что и я. Мама отправила меня из Германии, чтобы мне жилось свободно. А я всю свою жизнь провел будто в оковах, давил в себе чувства, стремясь к полному безразличию. И почти добился своего. Только Лео пробудил меня к жизни. Вслед за ним я занялся самоанализом — и ужаснулся. Понимаешь, о чем я?

Ханна согласно кивнула. Ей вспомнился тяжелый разговор с Лео, когда он сказал, что она прячется за свою улыбку, что она зажата, неискренна, от нее не дождешься откровенности. Его слова очень ее тогда задели, она долго думала и пришла к выводу, что Лео прав: после смерти матери она держала всех на известном расстоянии и не спешила раскрываться.

— Да, мистер Дикин, я хорошо вас понимаю.

— Не называй меня больше «мистер Дикин». Для тебя я Фрэнк. И вот что, Ханна: я готов сделать для тебя все, что в моих силах. Дверь нашего дома всегда для тебя открыта.

— Огромное спасибо, мистер Дик… то есть спасибо, Фрэнк.

[36]

31

— До чего же на этом одре неудобно, — пробурчала Ханна. — Какой-то гамак на ножках. Лежишь будто в мешке. На йоговском ложе из гвоздей и то комфортнее.

— Хорошо, давай махнемся, — предложил Лео и спустил ноги на пол.

— Получится, я выжила тебя из твоей собственной постели. А вместе никак нельзя?

Вопрос совершенно невинный, и Лео понял его правильно.

— Пожалуй, места хватит. Хотя с трудом.

— Ничего, прижмемся друг к другу спинами. Сколько лет этой походной кровати? — Ханна запрыгнула в постель к Лео.

— Значит, так: на ней спал мамин брат, когда мне было года четыре. И уже тогда она была не новенькая.

— Господи. Настоящий антиквариат. Ей место в музее.

— На экспозиции раскладушек?

— Что-то в этом роде.

Продолжительное молчание.

— Лео, о чем ты сейчас думаешь?

— Об Элени. Почему она всегда и всюду со мной? Как будто ей что-то от меня надо.

— Серьезно?

— Ну да. Где бы Элени сейчас ни была, она, похоже, не успокоится, пока не добьется своего. А может, это я ее никак не отпускаю. Мы оба словно на ничейной земле, непригодной для нормальной жизни.

— А что бы ты ей пожелал, если бы это ты умер, а она осталась жива?

— Я бы хотел, чтобы она была счастлива.

— О каком счастье ты говоришь?

Лео задумался.

— Чтобы она обрела любовь вроде той, что была у нас с ней. Другого счастья я себе не представляю.

— А ты не будешь ревновать?

— Конечно, буду. Еще как. Но что значит моя ревность против ее счастья?

— Может, она хочет того же для тебя. Может, она не оставит тебя, пока ты не найдешь своего счастья.

— Вряд ли я кого-нибудь полюблю, как любил Элени.

— Откуда ты знаешь? Может, сильнее полюбишь. Если дашь себе волю.

— Ох, не знаю. Тогда это должен быть кто-то особенный.

— Вот твой дед был особенным. Вспомни, что он совершил ради любимой.

— Вот и я о том же, я тоже должен быть способен совершить ради нее подвиг.

— Лео, а что, если ты никого не найдешь?

— Превращусь в мрачного старого брюзгу. Угрюмости мне и сейчас хватает, несмотря на молодость. Осталось состариться.

— Ага, я такая же. Вечно хмурая. Нет, лучше уж найди кого-нибудь, пусть Элени покоится с миром.

— Где искать-то?

— Не знаю, — вздохнула Ханна. — Представления не имею. Мне надо подумать.

Лео повернулся и обнял ее.

— Хороших снов.

Но спать совершенно не хотелось.

— Лео?

— Да?

— Слышишь шум?

— Да.

— Это кошки?

— Нет. Это папа с мамой занимаются сексом.

— О господи. И часто они?

— Между ними не было ничего такого с незапамятных времен.

— О-о… Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

— Лео?

— А?

— Знаешь, что мне хочется сделать?

— Что?