Квантовый лабиринт. Как Ричард Фейнман и Джон Уилер изменили время и реальность

«В Принстоне царила определенная элегантность, – вспоминал Фейнман. – Однако я вовсе не был элегантным человеком. В любой официальной ситуации я вел себя вполне как олух… я был грубый, простой парень, насколько это вообще позволено в обществе. Только я не беспокоился по этому поводу, я этим даже как бы немного гордился»³.

В первый же день в кампусе он отметил, что класс джентльменов вокруг отличают пафосная речь и претенциозность. Он вздрогнул при виде академических мантий, которые требовалось носить студентам во время серьезных мероприятий.

Не прошло и часа после того, как отец, Мелвилл Фейнман, высадил сына и уехал, как Ричарда в его спальне поприветствовал торжественный «смотритель резиденции», говоривший с подчеркнутым английским акцентом высшего света, и пригласил на вечерний чай с деканом Градуэйт-колледжа, Лютером Айзенхартом. Новичок почувствовал бы себя куда лучше у киоска с сосисками на Кони-айленд, но он никогда не был на официальном чаепитии и его терзало любопытство.

Жена декана была сама благовоспитанность, словно Маргарет Дюмон в фильмах братьев Маркс. Она должным образом приветствовала каждого входящего студента и предлагала им чай либо с молоком, либо с лимоном. Добравшись до Фейнмана, который как раз обдумывал, куда бы ему сесть, хозяйка спросила, что именно он хочет.

Он рассеянно ответил: «Я бы взял и то, и то. Спасибо»⁴.

Ее озадаченное восклицание: «Конечно, вы шутите, мистер Фейнман!», сопровождаемое нервным хихиканьем, стало ключевой репликой много раз пересказанного анекдота, а в дальнейшем – и заглавием для самой популярной книги Фейнмана. Несомненно, акцент и поведение Фейнмана позже вдохновили писателя Чарльза Сноу саркастически заметить, что это было «как будто Граучо Маркс неожиданно очутился внутри великого ученого»⁵.

Фейнман не ставил себе задачу соответствовать стилю и прихотям элиты Лиги плюща, да и вообще ожиданиям и представлениям кого бы то ни было. Но его интересовал окружающий мир, и он рассматривал Принстон как место, где его снабдят инструментами, без которых не раскрыть тайны этого мира.

Особый интерес у него вызывал циклотрон, феноменальная машина в подвале лаборатории Палмера, которая использовала мощные магниты, чтобы гонять элементарные частицы по кругу со все возрастающей скоростью, и в конечном итоге, когда они получат необходимый энергетический заряд, направлять в предназначенную цель. Циклотрон к тому времени стал базой многочисленных научных открытий, и Фейнман очень хотел на него посмотреть.

Ребенок любопытства

Отец Фейнмана, всю жизнь шивший униформу, очень интересовался наукой и передал сыну негаснущее восхищение перед тем, как удивителен наш мир и сколько в нем тайн. Когда Ричард был еще ребенком и носил прозвище «Ритти», отец развлекал его, подсовывая одну головоломку за другой. Они вместе исследовали чудеса природы, такие как раковины на морском берегу, и получали удовольствие, изучая статьи в энциклопедии на самые разные темы.

Благодаря моральной поддержке отца Ричард освоил интегральное исчисление к тринадцати годам. К этому времени семья перебралась в комфортабельный дом в Фар-Рокэуэй, одном из предместий Квинс, по соседству с популярным пляжем. Мать Ричарда, Люсиль, некогда мечтавшая о работе воспитателя в детском садике, не возражала против того, чтобы сын увлекался естественными науками и математикой, но она также развивала его творческую сторону, и именно она рассказывала ему смешные истории.

В средней школе Фар-Рокэуэй Хай Скул Ричард был настолько развитым, что один из учителей, понимавший, что ученик скучает, дал ему учебник по исчислению, чтобы тот не мешал другим и сам был занят. В других книгах Фейнман прочитал о принципе наименьшего времени Ферма: простое объяснение того, почему свет путешествует по прямой линии, и познакомился с понятием времени как четвертого измерения и другими продвинутыми концепциями физики.

Участие в математическом конкурсе для школьников под эгидой Нью-Йоркского университета в 1935 году принесло ему первое место, золотую медаль и упоминание в «Нью-Йорк Таймс»⁶.

Фейнман часто размышлял, как объяснить тот или иной процесс отцу, а тот регулярно засыпал сына непростыми вопросами, касавшимися разных физических явлений, даже после того, как Ричард отправился в колледж. «Почему оно происходит именно так?»⁷ – интересовался Мелвилл, имея в виду тот или иной феномен в природе.

Например, как-то летом, когда Ричард уже начал обучение на бакалавра в Массачусетском технологическом институте (МТИ), его отец попросил растолковать, как электрон переходит на более низкий энергетический уровень, испуская фотон (частицу света). «Находился ли фотон в атоме с самого начала, чтобы он мог выйти наружу? – интересовался Мелвилл. – Или в первый момент там не было никакого фотона?»⁸.