Квантовый лидер. Революция в мышлении и практике бизнеса

На простейшем уровне нервной системы – той части, что соответствует доисторическому периоду становления города, – мы обнаружим структуры, напоминающие так называемых одноклеточных животных: амёб и инфузорий. У них нет нервной системы, а вся система координации и двигательные рефлексы заключены в одной клетке. Наши белые кровяные тельца, поедающие бактерий и очищающие организм от мусора, у нас в крови ведут себя почти так же, как амёбы в водоемах. Примитивные многоклеточные животные, такие как медуза, также не имеют нервной системы, однако обладают сетью нервных волокон, посредством которых обеспечивается связь между клетками для слаженных действий. В человеческом организме подобную сеть формируют нервные клетки кишок, и благодаря ей координируется перистальтика – сокращения мышц кишечника, за счет которых происходит перемещение его содержимого.

С развитием млекопитающих стал зарождаться передний мозг – первые примитивные формы переднего мозга были уже у низших млекопитающих, подчиняющихся прежде всего инстинктам и эмоциям. В дальнейшем появились и полушария головного мозга с их способностью к изощренным вычислениям – то самое серое вещество, которое большинство из нас ассоциирует с человеческим умом. При этом опьянение, усталость, использование транквилизаторов и повреждение переднего мозга влекут за собой регресс к примитивным, более спонтанным, менее разумным и просчитанным формам поведения, присущим низшим животным.

Поэтому, несмотря на возрастающую сложность и централизованность нервной системы, у человека сохраняются первобытные нервные сети, как в структуре мозга, так и во всем теле. На поздних этапах эволюции они были отчасти вытеснены, но не заменены полностью. В нашу нервную ткань включен опыт амёбы, медузы, земляного червя и муравья, а умственные и эмоциональные процессы крысы, волка, медведя и кошки встроены в ткани более высокого порядка. В нашем мышлении участвует весь путь эволюции, незаметно проявляя себя в каждой нашей мысли, в каждом акте воображения. Более того, как было сказано в главе 1, наше сознание заключает в себе всю историю космоса, законы, силы и возможности космической эволюции.

Традиционная для нашего делового мира модель мышления, таким образом, не отражает действительности. В настоящее время, благодаря достижениям современного естествознания и поведенческой экономики, общеизвестно, что процесс мышления протекает не только в мозге. Для наибольшей его эффективности вовсе не требуется полное спокойствие, рассудительность и отрешенность. Мышление определенно не является простым и непосредственным действием. Мы думаем не только головой, но и эмоциями, и телом, и духом (нашим видением, нашими надеждами и чаяниями, чувством смысла и ценности). Мы мыслим всей совокупностью разнообразных и беспорядочных нервных сетей, оплетающих наш организм. В нашей речи примечательно такое выражение, как «чуять нутром». Многие лидеры говорят о «чувстве ситуации» как о некоем чуть ли не «тактильном» ощущении.

Поскольку миру бизнеса (как и западной культуре в целом) присуща ограниченная картина мышления, организационные структуры, призванные способствовать мышлению, эффективным действиям и успеху, также находятся в жестких рамках. Никого не удивит, что мыслительные системы и процессы мозга куда более вариативны, так как в них участвуют и эмоции, и тело, и дух. По данным современной нейробиологии, каждый из трех типов мышления, отвечающих за наши высшие умственные способности, задействует различные нервные структуры и процессы мозга. Теперь рассмотрим подробнее, какой потенциал делового мышления они в себе заключают.

Последовательное мышление: «интеллект» мозга

Упрощенная модель, согласно которой мышление представляет собой прямолинейный, логичный, рациональный, размеренный и бесстрастный процесс, в целом верна. Но она далеко не полна и является лишь частью общей картины. Свое начало эта модель берет из формальной логики и арифметики: «если X, то Y», «2 + 2 = 4». Человеческие существа хорошо владеют таким типом мышления, и со времен Аристотеля он широко практикуется и поощряется в западном мире как преобладающая форма умственной деятельности. Это особенно справедливо для периода после ньютоновской научной революции XVII века и появления рационалистической философии Декарта. Мы пестуем такое мышление в наших детях, наши лидеры приучены опираться на него при вырабатывании стратегии и принятии решений, и ему подчиняется практически все в западной культуре.