Квантовый возраст

За открытие квантовой механики Нобелевской премии были удостоены Вернер Гейзенберг в 1932 г., Эрзин Шредингер и Поль Дирак — в 1933-м.

Итак, квантовая механика была создана. Теперь нужно было ее применять.

«В конце 20-х годов отзвуки великого гносеологического взрыва, каким явилось создание теории относительности и квантовой механики, докатились до самых отдаленных уголков мира, — писал Юрий Борисович Румер в своих воспоминаниях о встречах с Эйнштейном. — Множество молодых людей самых различных способностей и степени подготовленности устремились в центры „новой квантовой веры“ — Копенгаген, Геттинген, Цюрих, Лейден, Кембридж, чтобы принять участие в этом „пиршестве фантазии и интеллекта“. Мне было 28 лет, когда я оказался летом 1929 г. в Геттингене» [18, с. 108].

Глава 3. Геттинген

Говорят, что в 1737 г. король Ганновера Георг Август повелел двум своим городам, Целле и Геттингену, построить университет или тюрьму, кому что нравится. Жители Целле были богаче и благоразумнее: поразмыслив, они решили соорудить хорошую тюрьму, ибо ничто не стоит так долго и не приносит столько пользы самым разным правительствам и режимам, как хорошие тюрьмы, ничто так, не способствует правосудию и воспитанию молодежи, как неизбежность наказания и очевидность его. Студенты же, напротив, своими непочтительными мозгами будут смущать нравственность, а песнями и плясками — покой и благополучие города.

Так решили жители Целле, уверенные в своем благоразумии, и просчитались. О существовании города Целле вряд ли многие слышали. Геттинген же, на долю которого выпало построить университет, стяжал всемирную славу.

Судьбе было угодно, чтобы университет Георгия Августа оказался на перекрестке всех ученых дорог.

Здесь со студенческих лет и до конца своей жизни жил и работал король математики Карл Гаусс. Здесь работали Вебер и Риман.

Здесь преподавали немецкую словесность братья Гримм.

Здесь положил начало расшифровке древней клинописи Двуречья Гроутефенд.

Кладбище Геттингена поражает обилием имен, известных всему миру.

К началу XX в. Геттинген стал, по выражению Макса Борна, «математической Меккой мира, славу которого поддерживали три пророка: Феликс Клейн, Давид Гильберт и Герман Минковский». А с тех пор, как появилась теоретическая физика, имена геттингенских ученых узнал и физический мир.

А в общем это был обычный, тихий, почти сонный провинциальный городок, каких много в Германии, и не окажись его жители столь дальновидны двести лет назад, и по сей день его названия не знал бы никто за пределами окружности двухсот миль.

В маленьком альбоме со старинными фотографиями, изданном еще до первой мировой войны и по стилю и внешнему виду нисколько не отличающемся от множества таких же альбомов, с чисто немецким педантизмом и беспристрастностью дается описание Геттингена:

«Расположенный в южной части земли Ганновер, в котловинообразно расширяющейся верхней части реки Лейне (150 м над уровнем моря), Геттинген красиво примыкает к западному подножию заросшей молодым лесом горы Хайне, великолепные лесо- и парконасаждения которой тянутся до самого города, а восточное и северное продолжения которой есть не что иное, как часами не прерывающаяся величественная лесистая возвышенность Геттингенского раковинно-известнякового плато (300–423 м над уровнем моря) с романтическими крутыми склонами. Возникший неподалеку от Кайзерплац Грона, город был до 1387 г. резиденцией герцогов. В средневековье город был сильно укреплен, о чем свидетельствует сохранившийся до наших дней, увенчанный липами вал. С 1737 г. это университетский город, освобожденный в 1764 г. от крепостной стены. В Геттингене находится земельный суд и железнодорожная станция линий Ганновер — Кассель и Геттинген — Бебра — Франкфурт.

Вокзал, который все еще находится в своем первоначальном виде, уже больше не удовлетворяет растущему сообщению и ждет своей реконструкции» [19, с. 2].

Теплым июльским днем 1929 г. поездом из Берлина в несколько вагонов Юрий Борисович Румер приехал в Геттинген. Прямо с вокзала, оставив свой фибровый чемодан в камере хранения, он отправился в Институт теоретической физики Макса Борна. Весь институт, как тут же выяснилось, состоял из самого профессора, трех его ассистентов и фрау, которая ведала хозяйством и печатала на машинке. В ее обязанности входило также подавать профессору Борну машину по утрам.

Легко обнаружив кабинет Макса Борна, Румер открыл дверь и увидел профессора, которому какой-то американец на ломаном немецком языке излагал свою идею. Борн, обернувшись к новому посетителю, сказал: «Сядьте, пожалуйста, подождите», — и продолжал слушать американца. Он проявлял необычайное терпение, внимание и доброжелательность, но не смог понять ничего из этих объяснений. Наконец он откинулся в кресле: «Знаете что, попробуйте написать все это по-английски, я прочту».

Проводив американца, он обратился к Румеру:

— У вас тоже идея?

— Да, господин профессор, у меня идея! — он не стал говорить тоже, его идея была сама по себе.