И тут у меня включились нервы, но и созрел хитрый план. Когда подошла моя очередь, то я спросила мужчину напротив:
— А может мы с вами поменяемся очередями?
Он как сидел, так над диваном буквой "зю" не разгибаясь и подлетел "Да!", а бабулька давай вперёд ломиться "Мне только подтянуть". Я опять в смартфон уткнулась, но видела, что администратор скрылась уточнять, а мужик мою очередь бабульке так и не уступил: "Я работаю! Мне на работу!" и зашёл.
Я опять уткнулась, написала в фб под фото старинных чемоданов длинный пост, потом — второй под теми же чемоданами, ещё что-то…
Мужчина через двадцать минут вышел. Я прикинула, что у меня теперь сорок минут, но посмотрела на несчастную бабульку и подумала, что пока меня будут там обслуживать, эта женщина проклиная всё будет рвать мне ауру. И я предложила: "Может сначала и женщину пропустим?" Администратор опять пошла уточнять.
Бабушка быстро вышла, больше посетителей не было, в затылок мне никто не дышал и я зашла в кабинет.
Когда я наконец возникла в дверном проёме, то смотрели на меня с любопытством: "Кто там перепуганный всех пропускает?" Медсестра — та самая бабушка, от которой я требовала записать меня к пожилой женщине, сидела с большой тетрадью учёта и контроля в углу.
И я для начала жалостливо показала врачу свой уже третий день качающийся клык. Да, я сумела на днях сломать себе клык. Самое обидное, что он был беленький, красивенький, и свиное копчённое рёбрышко под пиво я грызла без особого вожделения, и треск раздался тихий… Всё произошло так медленно и не больно… Но сколько я потом языком не уточняла, зуб всё равно качался и именно тот самый, а не некрасивый подальше.
Села я, растулила свою пельку… И мне сказали: "Сколот вместе с частью корня, только удаление." Дальше я говорила о вере, надежде и много — о волшебстве.
По поводу последнего доктор начала: "Я не в…", потом осеклась и начала заново: "То есть я — волшебница, но не на столько".
Короче, мне всадили два укола, один — чтоб ещё тот польский зуб запломбировать, а второй — под мой дорогой, любимый клык… А пока мне отдали разглядывать отломанную часть, и я так бережно её осматривала, с такой душевной болью, рука немного тряслась, это ведь — часть меня. Потом мне всадили ещё один укол, третий! И вытянули корень.
Доктор правильно определила ценность вещи и сказала:
— Вы так разглядываете зуб, я вам и корень отдам.
Корень был длинный и весь такой целый и красивый, только уголок сколот. И теперь мучат меня сомнения, правда ли, что его надо было вырвать. Может надо было ехать в другую стоматологию, искать волшебника на другом конце города…
Я сплёвывая с ужасом спрашивала когда это зияющее отверстие сможет закрыться. Врач зачем-то мне напомнила (или поставила в известность?), что новый зуб у меня не вырастит. Тут как-то обидно стало, я вообще-то о коронке уточняла.
Тогда спросила буквальнее — сколько стоит новотехнологичный зуб, как нарисовано в холле на плакате. Покопавшись в памяти мне огласили цену "под ключ" — в районе семисот пятидесяти долларов. Теперь я знаю и это.
Потом со мной общалась медсестра, что-то про два часа не есть, "завтра полоскание" и "ни в коем случае не сплевывать". То есть они считают, что мне после всего прям есть через два часа захочется? А вот про "не сплёвывать" была новость. Ещё рассказали, что спать надо на другой бок, и есть на другую сторону, а то всякое может быть… Я мрачно ответила:
— У меня посредине.
Мне последний раз зуб удаляли больше тридцати лет назад, когда в юности я согласна была сидеть без зубов, лишь бы не под этими легендарными дикими архаическими дрынчалками… Да, с 1992 года я всё только пломбировала. А в юности зубы из меня, конечно, летели. Если считать без зубов мудрости (они сразу какие-то страшненькие вылезли) из двадцати восьми зубов у меня в двадцать семь лет уже трёх нижних боковых не хватало.
В 1992 я увидела новую технику, узнала про уколы новокаина, и стала "но пасаран" на защиту своих зубов. Пока я всё это вспоминала, рот наполнился, я первый раз сглотнула. С ужасом подумала: "Теперь ещё свою кровь пить. Стаканами". И начала торговаться когда мне прийти в следующий раз. Мне опять очертили две недели "оно должно зажить", пока не заживёт — никто ничего другого лечить не будет.
Потом я "пять минуток" сидела в холле и продолжала стулять свой вырванный зуб с корнем, тулила их друг к другу, как детки отломанные колёсики к машинке. Администратор в это время бережно с раствором тщательно протирала диванчик напротив, и я на неё взглянула новыми глазами — она была похожа чуть ни как близнец на врача.
В дверь впорхнула группа старушек — единомышленниц, которые пришли к некому Григорию Ивановичу. Администратор ответила, что его тут нет.
— А где он?
— Он совсем старенький, он на пенсии.
— А дайте нам его телефон.
— А зачем он вам?
— Надо посмотреть…
— У нас врач — его дочка Виктория Григорьевна, — отрезала администратор. — Она и посмотрит, если подождёте.