Квартеронка

— Боже милостивый! Разве масса не знает? Та самая молодая дама, которую он спас, когда загорелся пароход. Боже ты мой! Как здорово масса плавает! Переплыли половину реки! Ух-х!

— А теперь я в ее доме?

— Ну конечно, масса, вы в летнем домике. Ведь большой-то дом в другом конце сада. Но это все равно, масса.

— А как я попал сюда?

— Бог мой! Неужто масса и этого не помнит? Да ведь старый Зип принес его сюда вот на этих самых руках! Масса и молодая госпожа вышли на берег прямо у ворот нашего дома. Мисса закричала, и черные люди выбежали и нашли их. Белый масса был весь в крови, он упал, а она приказала отнести его сюда.

— А потом?

— Зип вскочил на самую быструю лошадь, на Белую Лисицу, и поскакал за доктором, скакал, как дьявол! Ну, а доктор, конечно, приехал и перевязал руку молодому масса. Но как… — продолжал Сципион, вопросительно глядя на меня, — как молодой масса получил эту большую гадкую рану? Доктор то— же спрашивал, а молодая мисса сама ничего не знала.

По некоторым соображениям я решил пока не удовлетворять любопытства моей черной сиделки и лежал несколько минут, размышляя. Действительно, моя спутница не знала о моем столкновении с тем негодяем. Да, а как Антуан? Добрался он до берега? Или… Но Сципион предвосхитил вопрос, ко— торый я собирался задать.

— Ах, молодой масса, — сказал он, и лицо его омрачилось, — мисса Жени в большом горе сегодня, и все люди в большом горе. Масса Тони, бедный масса Тони!

— Ты говоришь об управляющем Антуане? Что с ним? Он не вернулся домой?

— Нет, масса, боюсь, что он никогда, никогда не вернется! Все люди боятся, что он утонул. Люди ходили в деревню, ходили по берегу вниз и вверх, всюду ходили. Нет Тони… Капитан взлетел кверху, прямо в небо, а пятьдесят пассажиров ушли на дно. Другой пароход вытащил нескольких человек, несколько доплыли до берега, как молодой масса. Но нет масса Тони, нигде нет масса Тони!

— Ты не знаешь, умел он плавать?

— Нет, масса, совсем не умел. Я знаю: он один раз упал в заводь, и старый Зип вытащил его. Нет, он совсем, совсем не плавал.

— Тогда боюсь, что он погиб.

Я вспомнил, что наше судно затонуло прежде, чем «Магнолия» подошла к нему. Я видел это, обернувшись, когда плыл. Те, кто не умел плавать, наверно, погибли.

— И бедный Пьер. И Пьер тоже.

— Пьер? Кто это?

— Кучер, масса. Вот кто.

— А, помню! Ты думаешь, и он утонул?

— Боюсь, что и он, масса. Старый Зип очень жалеет Пьера. Он был хороший негр, этот Пьер. Но масса Тони, масса Тони… все люди жалеют масса Тони!

— У вас любили его?

— Все любили его — белые люди, черные люди, — все его любили! Мисса Жени тоже любила. Он всю жизнь жил у старого масса Сансона. По-моему, он был опекуном мисса Жени, или как это называется… Боже милостивый! Что будет теперь делать молодая мисса? У нее нет больше друзей. А старая лиса Гайар — очень нехороший…

Тут Сципион внезапно умолк, словно спохватился, что слишком распустил язык.

Названный им человек и определение, которое дал ему негр, сразу возбудили мое любопытство, особенно его имя.

«Если это тот самый, — подумал я, — Сципион дал ему меткое прозвище. Но он ли это?»

— Ты говоришь про адвоката Доминика Гайара? — спросил я, помолчав.

Сципион вытаращил свои круглые глаза, сверкая белками, удивленный и испуганный, и сказал, запинаясь:

— Да, так зовут этого господина. Молодой масса знает его?

— Очень немного, — ответил я, и мой ответ, видимо, его успокоил.

По правде говоря, я никогда не видел Гайара, но, живя в Новом Орлеане, случайно слышал о нем. У меня было небольшое приключение, в котором он принял косвенное участие и, надо сказать, сыграл некрасивую роль. Я сохранил острую неприязнь к этому человеку, который, как уже упоминалось выше, был адвокатом в Новом Орлеане. Это был, несомненно, тот самый Гайар, о котором говорил Сципион. Фамилия слишком редкая, чтобы ее носили два столь похожих человека. Кроме того, я слышал, что у него плантация где-то выше по течению реки, — в Бринджерсе, как я теперь припомнил. Все говорило за то, что это он. Если у Эжени Безансон не осталось друзей, кроме него, тогда Сципион был прав, говоря, что у нее нет больше друзей.

Слова Сципиона не только затронули мое любопытство, но вселили в меня смутную тревогу. Незачем говорить, что я был сильно заинтересован юной креолкой. Человек, спасший жизнь другому, притом красивой женщине, да еще при таких необычайных обстоятельствах, не может оставаться равнодушным к ее дальнейшей судьбе. Любовь ли пробудила во мне этот интерес?

Сердце мое, к моему удивлению, ответило: нет! На пароходе мне казалось, что я почти влюблен в эту девушку, а теперь, после романтического приключения, которое должно было бы усилить это чувство, я совершенно спокойно вспоминал события прошлой ночи и сам удивлялся своей холодности. Я потерял много крови — уж не вытекло ли вместе с ней и мое зарождавшееся чувство? Я пытался объяснить себе это странное явление, но в то время я делал еще только первые шаги в познании человеческого сердца. Любовь была для меня неведомой страной.