Квартет

— Да-да, — кивнула Даша, не слушая, — да-да.

Автомобиль тронулся с места.

Катя сумбурно, без ясности, подумала, глядя вслед джипу, что колоссальная неподвижность водителя и пассажира в автомобиле, который движется быстро, очень быстро — всего каких-то два века назад никто и не предполагал, что такая скорость возможна, — напоминает неподвижность мертвецов в катафалке.

Грузовик ехал вперевалку по разбитой грунтовке. Месил колесами глинистую грязь, ухал в лужи и выбирался на взгорки. Он двигался медленно, и с высоты его можно было, наверное, принять за жука, ползущего по светлой ниточке-дороге.

На зеркале заднего вида колыхался вымпел футбольной команды, затертый, замызганный. Приборную доску украшали лица красоток. Прихотливо изгибаясь, девушки с картинок смотрели загадочно, призывно. Юша поглядывал на них, иной раз отвлекаясь от дороги. Какую он выберет? Потемнее? Или вот как та, светленькую? Там, куда он направляется, таких будет много. И каждая готова раскрыть свои мягкие руки ему навстречу.

Интеллектуальный терроризм. Комплекс мер психического, информационного и эмоционального воздействия, приводящих к деструкции личности, неадекватной оценке происходящих событий, дезориентации, превратному пониманию своей роли и места в общем течении времени и событий и, как следствие, к ошибочным, бессмысленным, губительным словам и поступкам.

Ирина приходила в себя постепенно. Пробуждение напоминало галерею возвращений, когда кажется, что вот ты уже в сознании, и тут приходит еще одна какая-то очень существенная часть, и обнаруживаешь, что до нее ты все еще не собрана воедино.

С удивлением она оглядела себя. На ней была ночнушка в цветочек, руки и ноги привязаны эластичными колготками к кровати. Она приподняла голову, огляделась. Рядом — другие шесть кроватей, на них женщины. Кресло у входа, в кресле медсестра или нянечка.

Ирина откинулась на подушку, гибкие пальцы правой руки начали распутывать узел. Она оглядела себя — слава богу, бомбу с нее сняли. Жива. Это самое главное.

Точечные интеллектуальные бомбардировки. Нет необходимости закрывать всю возможную аудиторию одной плотной дымовой завесой ложной информации, если только некоторые фигуранты способны принимать действительно значимые решения. Вычленить множество узловых элементов из бесформенной толпы и прозомбировать их целенаправленно и дискретно — такова задача террориста-бессмертника, шахида многоразового использования.

Рамзан ждал. Он умел ждать. Он никогда не торопил события, и они сами стремились к нему, струились навстречу. Вот и сейчас «лег на дно». Почти неделю резался в «Богомола». Рамзан уже думал позвать Сергея, он лучше понимает, компьютерное дитя, ровесник века. Он бы уж этих гекконов порвал только так. Но интересно было самому. С лязганьем и свистом богомол, словно изящный офицер гестапо, которого играет русский актер, кромсал и шинковал всякую мелкую тварь. А третий уровень все отодвигался и отодвигался. Уже секретные закуты были изучены, научился прыгать по листьям и знал, где, на каком уровне притаилась капля воды, сверкающая алмазным холодным блеском в солнечном луче, а главный геккон, свивая язык спиралью, все исхитрялся задушить Рамзана. Игрок ловил себя на мысли, что начинает отождествлять себя с богомолом.

И впрямь, здесь, в игре, как почти во всяком порождении массовой культуры, была своя философия. В каждом из нас живет богомол, который нами управляет. От него можно освободиться, но трудно. И понемногу он порабощает нас.

— Как успехи?

— Дальше второго уровня — никак.

— Ты о чем?

«А интересно, — думала Катя, уже засыпая, — есть кто-то, с кем ты синхронен? Он смотрит фильм, а тебе потом приходят оттуда образы и звуки. Вроде ни с того ни с сего».

Метро во сне завинчивалось в спираль. Поезд ехал по прямой, а потом его начинало вкручивать в тоннель, словно пулю в ружейный ствол винтовки или землю на галактической орбите, когда смотришь долгие часы в ночное летнее небо, видишь вращение явственно, хотя очень медленно. Ход поезда ускорялся.