Квартира № 41

Антон же, напротив, был единственным сыном первого секретаря горкома партии. Они жили преимущественно за городом – в Барвихе, на правительственной даче. В институт Антона возил водитель. В его спальне стоял видеомагнитофон, и он часто зазывал сокурсниц на просмотр новой порнухи, которую ему поставлял двоюродный брат, работающий в ФРГ. Нужен ли был Антону ребенок? Прозвучит удивительно, но да. Нужна ли была ему жена? Вряд ли (хотя до 1989 года он не собирался официально разводиться, остерегаясь, что семейное положение «разведен» может негативно сказаться на его карьере дипломата).

Когда дело подошло к разводу, родители Антона подарили Гале квартиру в пятиэтажной хрущевке с торцом, выложенным бордовой плиткой, и тесными подъездами, недалеко от МГИМО, чтобы та смогла найти ясли для Алисы и все же защитить диплом. Квартира была крохотная, однокомнатная, чуть больше тридцати метров, кухню Галя переделывала несколько раз, чтобы приспособить пространство под детское кресло так, чтобы ребенок, падая, не угодил на плиту или в кастрюлю.

Но было в этой самостоятельной жизни с ребенком в однокомнатной квартире что-то волшебное. После жизни в семье-муравейнике эти одиночество и тишина, даже с низкими потолками и в доме без лифта, где любой чих расходится эхом по всем этажам, были радостными и удивительными. Галя вдруг поняла, как это здорово – быть одной, не есть по расписанию (вся семья никогда не обедала в одно и то же время, потому что за столом не хватало места), а тут ванна – когда левой пятке вздумается, свет можно включить посреди ночи и телевизор смотреть, не согласовывая ни с кем канал. Фантастика. Да и соседка по лестничной клетке оказалась женщиной милой и сердобольной и пару раз в неделю забирала Алису сначала из яслей, а потом из детского сада, пока Галя налаживала свою личную и научную жизни. Когда Алисе исполнилось четыре года, ровно в ее день рождения Галя защитила кандидатскую и стала преподавателем международного права. Родители Антона помогли ей устроиться на юридический факультет московского университета и подсуетились с публикациями. «Девочка моя, запомни: нельзя вот так, прокружиться три раза вокруг своей оси и остановиться, нужно всегда… всегда идти дальше… всегда стремиться стать номером один, а став примой – ставить новые цели… Ах, Алиса, ты же не знаешь, что такое прима…»

Алиса смотрела на мать непонимающими синющими глазами и знала: ее мама – самая красивая на свете, а умная она или нет – это же было тогда неважно… Доброта, мягкая кожа рук, голос бархатистый и абсолютно не тревожный, снегопад за окном, елка в углу комнаты. «При чем тут кандидатская диссертация? Неужели это так важно и так нужно для счастья?» – думалось тогда Алисе. Но слова матери отложились в памяти и никогда не давали расслабиться.

Обиднее всего было то, что, хотя ей и удалось сорвать несколько крупных кувшинок, до самых красивых она дотянуться не смогла.

«До самого красивого никогда не дотянешься», – сказала наконец Алиса со вздохом досады.

Льюис Кэрролл

Рассветы той зимой были скомканные, поздние и кровоточащие. После переезда из хрущевки Алиса очутилась на двадцать втором этаже панельного дома на улице Обручева. Окна выходили удачно: можно было заглянуть между соседних домов и увидеть далекий горизонт, снижающиеся возле окружной самолеты, приземляющиеся во Внуково, вереницу машин на Ленинском проспекте.

На холодильнике Алисы висела фотография газели и льва с подписью: «Когда восходит солнце, газель знает, что надо бежать, иначе ее съест лев. Каждое утро, когда восходит солнце, лев знает, что надо бежать, иначе он умрет от голода. Неважно, кто ты, газель или лев, когда восходит солнце, надо бежать».

Алиса тоже всегда знала: надо бежать. Ибо the winner takes it all.

– Я решила поступать в аспирантуру… – выпалила Алиса, когда Игорь в самом начале девятого субботним утром застал ее за учебниками на кухне. Спустя пару часов, как они легли.

– Это отменяет секс и утренний завтрак? – Он только вышел из душа, завернувшись в Алисино розовое банное полотенце, и смотрелся довольно курьезно.

– Возможно, ты хотел сказать, утренний секс и завтрак?

– А есть принципиальная разница? – Игорь наморщил лоб. Придираться к словам – его прерогатива.

– Есть принципиальная разница, есть или не есть. Все остальное – детали, – отшутилась Алиса и направилась в сторону холодильника. – Арбуз будешь?

– У тебя что, нет ничего, кроме арбуза? – Как-никак Игорь привык к тому, что даже самые мимолетные любовницы его кормили.

– Есть айран, зелень и зернистый творог.

– Даже сметаны к творогу нет?