Квартира 69: Впустите ведьму в дом!

Лишь после сказанного Болтунов подумал, что вопрос прозвучал как-то неэтично по отношению к его собеседнику, у которого судя по всему начало дня хорошим не назовешь.

Странный пассажир, слегка повернув шею и прищурившись от яркого света, ударившего его в еле приоткрытые глаза, вновь уставился на Болтунова и утвердительно кивнул, по всей видимости соглашаясь со сказанным. Затем его ровные худые губы зашевелились и что-то сначала непонятное послышалось из его рта. Не то он просто выдохнул, не то что-то сказал. Было непонятно. Евгений решил не перебивать соседа и терпеливо ждал.

Наконец с пятой попытки, Странный пассажир выдавил:

– Прошу прощения, любезный! – сосед Болтунова сделал паузу, сглотнул слюну, и после небольшой разминки губ, выговаривая каждую букву, добавил – Я уже как полгода ни с кем не разговаривал. Все как-то было не с кем, знаете ли!

Евгений понимающе кивнул.

– Прекрасно Вас понимаю! Я тоже недавно стал жить совершенно один. Порою, как Вы и говорите, хочется поболтать с кем-нибудь, с какой-нибудь живой душой, а не с кем! Пришлось даже рыбок себе завести, чтобы не сойти с ума. Вот, каждое утро их кормлю и разговариваю с ними!

Странный пассажир еще внимательней посмотрел на Болтунова и ухмыльнувшись во все свои двадцать четыре желтых зуба, протянул:

– С рыбками значит общаетесь… Мг!

Сосед Болтунова слегка наклонился вперед и протянул Евгению бледную, исцарапанную с грязными ногтями на пальцах руку и с присущей ему сложностью выговаривания, представился:

– Дмитрий Степанович Чешочкин!

Фамилия странного собеседника показалась Евгению забавной. Болтунов быстро схватил и пожал руку новоиспеченного знакомого и тут же ощутил холодное и крепкое, словно сталь, рукопожатие. Легкая дрожь тут же пробежала по его телу и исчезла где-то в его ногах. Что-то острое кольнуло его в сердце. Казалось, что оно стало биться чуть реже обычного. Дыхание успокоилось и стало не таким уж частым. И даже звук поезда стал тише и вскоре практически исчез. Сложилось ощущение, что поезд как будто парит над рельсами, лишь изредка легко-легко касаясь колесами стальных шпал.

– Евгений Болтунов! – почтительно представился в ответ Евгений.

Когда их рукопожатие ослабло и распалось, Чешочкин полюбопытствовал у Евгения о том, куда он едет в столь ранний час.

Болтунову было приятно, что хоть кто-то интересуется его нынешними делами. Почувствовав себя комфортно, Евгений закинул нога за ногу и резюмировал:

– Еду на работу в Злобиногорск. У меня там небольшой роллет, где я продаю странные вещи. Так и работаем.

Чешочкин, по всей видимости был настолько наслышан о деятельности Болтунова, что, услышав о работе Евгения восторженно воскликнул на весь вагон.

– О, прелестно! Так это Вы продаете странные вещи! И как, пользуется спросом?

Евгений на мгновения задумался, будто пролистывая в памяти дни посещаемости роллета и проводя какой-то анализ, но быстро закончил и ответил:

– Если честно, то ко мне больше приходит странных людей, чем я продаю странных вещей! – и после небольшой паузы добавил – Но, в любом случае спасибо за проявленный интерес!

Окинув взглядом Чешочкина и ничего не заметив кроме его самого, Болтунов полюбопытствовал:

– А куда, собственно говоря, Вы едете? И я, конечно, тысячу раз извиняюсь за столь деликатный вопрос, но что с Вами приключилось?

Дмитрий Степанович нисколько не смутился деликатного вопроса Евгения. Перед тем как ему ответить, он внимательно осмотрел свою грязную одежду, попытался отряхнусь пыльные рукава пиджака, заглянул в нагрудный карман рубашки и, скрестив ноги, подобрал их под сиденье. Затем, он снова посмотрел растерянными глазами на Болтунова и вопросительно пожал широкими плечами.

– Знаете, Евгений, я и сам пытаюсь найти ответ на этот вопрос с самого утра. И пока как-то все безуспешно.

И тут Болтунов впервые увидел, как на лице Чешочкина начали происходить самые настоящие изменения. Теперь вместо уже ставшей привычной для Дмитрия Степановича печальной гримасы, его лицо начало в буквальном смысле этого слово распухать и синеть. Его брови еще сильнее упали на и без того затекшие глаза, губы чуть выдались вперед, отчего щеки стали больше и были похожи на щеки хомяка. И даже уши Чешочкина, как безусловно могло и показаться Евгению, еще больше пообмякли, сделав его еще более лопоухим, чем еже ли он был ранее по приходу в вагон поезда. И в конце концов, компания из грусти, тоски и непонятного страха окончательно нарисовалась на его лице.