Квартира. Карьера. И три кавалера

– Навсегда. Свою квартиру продал. У родителей есть двухкомнатная на всякий случай. Машину продал. На работу устроился. В той же фирме, только в Германии. Не могу больше здесь нищенствовать. Перспектив никаких.

– Бога побойся. У родителей квартира, у тебя квартира и машина. Отдыхаешь в Черногории, сам рассказывал. На работе уже лет десять. Руководишь людьми. Два парня, которые ежедневно отираются в клинике, и другие, которых ты инспектируешь, твои подчиненные. Кризис постепенно рассосется, тебя еще повысят, – миролюбиво бормотала девушка. Ей все еще лень было менять позу.

– Мне сорок, Катюша.

– Именно. По-моему, все у тебя вовремя. Разве в Германии карьерных перспектив больше?

– Там на зарплату можно жить. Там вообще можно жить и чувствовать себя человеком. Приедешь ко мне, когда устроюсь?

– В гости?

– В жены.

Пришлось оторвать бок от мягкой подушки, разлепить веки и уставиться на Колю. Он сиял. До Трифоновой постепенно доходил смысл откровений. И расслабленность превращалась в собранность. Так вот чем его распирало с самого утра. Он не знакомился с центром города, он с ним прощался. Когда улетает? Завтра? Дотянул до последнего дня. Стойкий оловянный солдатик с огромной любовью к Германии.

– То есть весь этот месяц ты занимался трудоустройством и готовился к переезду? – недоверчиво уточнила Катя. – Строил планы, рассчитывал, мыслями был уже в другой стране?

– Что в Москве и Берлине можно сделать за месяц? Немецкие бюрократы русским в неповоротливости не уступают. Полгода ушло! Только учти, мы не в столице обоснуемся. Ну, спроси где?

– Не спрошу. Лучше ответь, когда ты впервые приглашал меня гулять и ужинать, твердо знал, что отчаливаешь?

– Разумеется.

– А почему меня не предупредил? – тихо и откровенно раздраженно спросила Трифонова.

– Чтобы не сглазить. Когда судьба плавненько удачненько поворачивается, рисковать нельзя.

– Значит, сглаз – по моей части.

– Вообще по женской, – Коля хохотнул, показывая, что шутит. И серьезно добавил: – Вдруг ты не захотела бы меня отпускать и пошла бы к какой-нибудь колдунье?

– К кому? Детских сериалов пересмотрел? Телеканал «Дисней» по ночам?

– Не придирайся к словам. Я имел в виду экстрасенсов.

– Ладно, в эти выходные тебе уже не могла помешать ничья темная энергия, – рассудила Трифонова. – Все, колдовством не удержишь. Почему не сказал об отъезде до того, как мы оказались в этой, как ты выражаешься, берлоге? Женщина имеет право знать, с кем ложится в постель.

– Разве это могло что-нибудь изменить? Во мне? В тебе? – в Колином тоне оставалось чуть-чуть игривости. Но парень начинал искренне недоумевать, почему она к нему цепляется, и тоже злиться.

– Коля, ты совсем ничего не понимаешь? Или притворяешься? То, что сейчас произошло, называется близостью. И это самая близкая близость. После нее надо быть вместе. А не улетать навсегда. Выходит, я твое заключительное сексуальное приключение в России. Пряная добавка к бульварам. Острая приправа к Патрикам.

– Катюша, ты все извратила! Я же позвал тебя замуж.

– После того, как понравилась в койке? – глухо поинтересовалась девушка. – А если бы нет? Можно было бы молча сбежать?

– Катюша! – завопил он. – Мне в голову не приходило, что именно ты способна испортить последние часы в России, мелочно изгадить прощание с родиной. Собирайся, поедем вместе сразу!

– Коля, Коля. В Москве на сборы трех месяцев мало, не то что одной ночи, – прошипела Катя.

Вскочила и начала одеваться. Коля бегал вокруг нее, пытался вырывать из рук тряпки, прятал в туалете кроссовки и куртку. Извинялся, признавал, что свалял дурака. Умолял поговорить спокойно. Но целеустремленную женщину остановить не удавалось еще никому. Тем более, если ее цель – поскорее уйти от оскорбившего мужчины.

В это время изревновавшийся Станислав кружил по своей довольно запущенной четырехкомнатной квартире, впервые рассматривая обстановку в ней. Как-то раньше в голову не приходило. Вызвал уборщицу, приказал отмыть все на совесть, продезинфицировать санузлы и застелить постель его собственным комплектом нового шелкового белья, а кресла его же шерстяными пледами. Он жил в спальне, изредка навещая уборную и принимая душ в ванной. Не то чтобы был особенно брезглив. Просто не интересовался чужим убожеством.

Хозяин тщательно отремонтировал свою дорогую недвижимость. В ней стояла мебель пятидесятых – гарнитуры на заказ из массива дуба, разбавленные изящными вещицами красного дерева. Это – тридцатые, дедушка профессор и бабушка – домохозяйка со вкусом. Его родители были «крупными руководителями» до самых девяностых. Он полагал, что сдает шикарную жилплощадь. Она явственно виделась ему ночами в съемной однушке в Измайлове. Он бредил ею и мечтал вернуться домой. Но уже пенсия маячила невдалеке, а разбогатеть все не удавалось. Унаследованные квадратные метры в центре города кормили, поили, одевали, развлекали и тешили почти мертвое тщеславие. Он смирился. И очень расстроился бы, узнав, что жилец ни разу не заглянул в три комнаты и кухню. Станислав не любил обои и старый хлам.