Квартира № 41

— Ты знаешь, где она, ты видел её?! — Корнет, сбросив одним сильным движением защитную маску и обнажив испуганное, потерянное лицо безумца, кричал. И крик был страшен… потерянной и обретенной надеждой, отчаянием, безграничной, нечеловеческой болью.

Голос молчал. Долго, целую вечность. Наконец звук родился вновь:

«ГЕО — это обитель. Моя обитель. И никого более. Здесь бывают гости, бывают… посетители… бывают грешники, праведники, ангелы, дети… Но никто не задерживается надолго. У каждого свой путь. Одним предначертана Бажовская, другим — освобождение, третьим — служение».

— Освобождение — это смерть, да?! Что ты сделал с Настей?!!! — Сергей уже не кричал — хрипел.

«Я видел Виталика…»

Сергей больше не мог говорить, горло не слушалось, глаза застилал водянистый туман. Только шепот:

— Виталик умер…

«Да, Сережа, Виталик умер. Как герой, маленький, но очень отважный герой. И… я проводил его, указал правильный путь».

— Он… на Бажовской? — севший голос Корнета дрожал.

«Глупые сталкеры восхваляют Бажовскую, рвутся туда как умалишенные… кое-кого я останавливаю — типа твоего приятеля — неблагодарного Кузьмича. Хороший он мужик, добрый, сердце золотое, но дурак дураком, и упрямый жутко к собственной дурости. Сейчас вон опять собрался сюда — тебя выручать.

Редких сталкеров веду истинной дорогой. Но чаще алчные любители приключений получают желанное — проход к Бажовской. И за блеском вожделенных сокровищ не замечают они, что идут дорогой проклятых… Черная душа, изъеденная пороками и низменными страстями — слепа…»

— Ты играешь в Бога! Решаешь, кому жить, а кому… — Корнет не договорил.

«В Бога? Ты не знаешь, про что говоришь. Ты, брошенный умирать в безродных, пустых землях — без права на помилование, без права на наследство и потомство, о чем ты говоришь?!» — Голос гремел, перекатывался в бетонных тоннелях, содрогался раскатистым эхом. «Какого Бога ты поминаешь? Жестокого, бессердечного тирана, кинувшего людской род на произвол стервы судьбы? Или доброго, всепрощающего хирурга, со слезами в вечно грустных глазах, вырезающего безжизненный плод из чрева матушки Земли? Нет здесь Бога, нет! А может никогда и не было».

«Я не распоряжаюсь чужими жизнями», — ярость, внезапно родившаяся в Голосе, так же внезапно сменилась отстраненным равнодушием. «Моя задача — сортировать души, направлять их уготованной дорогой. Но эту дорогу каждый мостит себе сам…

Вот взять твоих знакомцев — бабу Галю, хохла и преподавателя — Ивана Леонидовича…»

— Ты их знаешь? — удивился сбитый с толку Ремешов.

«Всякая „освободившаяся“ душа стремится — волей или неволей — на ГЕО. Они были здесь. Иван… Леонидович оказался очень приятным собеседником».

— И куда ты его отсортировал?

«Дурацкое слово — сортировка… Только что „играл в Бога“, а теперь опустился до Сортировщика», — в голове Корнета раздался смешок. «Твои товарищи пошли разными дорогами. Хохол — как и положено редкостной гниде — тупой и безмозглой — на Бажовскую. Иван Леонидович ушел так никогда и не вырытыми тоннелями Калиновки, а баба Галя…»

Корнет не сдержался и перебил:

— Я слышал про Калиновскую линию, однако…

«Она была самостоятельной, состояла из нескольких станций на северо-востоке города и когда-то должна была влиться в общую сеть через Театральную и Геологическую».

Голос замолчал на несколько секунд.

«Тоннеля нет. Прорыть не успели. Хотя сама ветка существует — её ведь начали отстраивать с конца, так сказать, с Калиновки. ДО функционировало станций пять или шесть. Чуть-чуть не добрались до Геологической — всего пару остановок…

Дело не в этом, Сережа. Светлые души идут путями, которых нет. Такова их участь».

Ремешов размышлял несколько минут в полной тишине, наконец нашел нужный вопрос:

— Что там? Что в этих несуществующих туннелях и что за ними? Куда идут… светлые души?

Голос звучал задумчиво: «Я вижу отражение спокойствия и мира. Но это лишь отблески, а возможно — тени. Только намеки. Штрихи и контуры… В моих силах попасть туда, уйти вместе с другими, познать… Я боюсь, что не захочу вернуться».

— Что тебя держит здесь?

«Этот мир и так забыт и заброшен всеми. Не хочу уподобляться… не хочу играть в Бога».

— А Бажовская, ты видишь её?

«Если долго всматриваться в бездну, то она начинает всматриваться в тебя», — процитировал Голос. «Бажовская доступна мне… почти на расстоянии вытянутой руки. И путь до нее проделать гораздо проще, чем до Калиновки, ты уж мне поверь. Вот только в данном случае, боюсь — НЕ СМОГУ вернуться… Не стоит шутить с тьмой».

Корнет неожиданно вспомнил о своей спасительнице — бабе Гале:

— А что с нашей поварихой…

«Не так черна, чтобы принадлежать Бажовской, но и света в её душе немного. Пришлось найти ей достойную „работу“», — Голос смеялся. «ГЕО — мертвый мир. Здесь нет места живым. Однако непрошенные гости довольно настырно пытаются нарушить уединение этой станции. Теперь проход между Площадью и ГЕО будет охранять кикимора — существо не особо опасное, но на вид чрезвычайно злобное, к тому же жутко сварливое. Надеюсь, она многих отпугнет».