Он быстро просмотрел список счетов — три швейцарских и три кипрских, и потрясенно покачал головой: самый верхний, швейцарский счет начинался теми же цифрами, что и номер его автомата в армии. А хозяин кабинета все не появлялся. И едва Артем решил уходить, как лицом к лицу столкнулся с сенатором.
— Здрасте! — смущенно выдавил адвокат. — Извините, Александр… йй-й-ооо-о!
Он повалился на пол, словно у него отнялись ноги, руки, голова и язык. Последнее, что он увидел, была усмешка сенатора.
Бумеранг
— О! С добрым утром! Очнулись, Артемий Андреевич? — Голос доносился сверху.
Артем попытался пошевелиться и не смог. Что-то стискивало руки в запястьях и локтях. Ноги также были сдавлены и не двигались. Он лежал на полу и видел ноги, обутые в скромные, но весьма дорогие ботинки ручной работы. Обувь, продолжавшаяся хорошо отглаженными синими брюками, двигалась вправо и влево. Чуть ближе к своему лицу Павлов увидел странный предмет. Черная коробка в виде рукоятки автомата или пистолета, от нее тянутся два тоненьких провода, которые заканчивались где-то на теле адвоката.
«Электрошокер!!!» — осенило Артема.
Он заворочался активнее — бесполезно. Пытался сказать хоть слово — и не смог. Рот связывала клейкая лента, намотанная вокруг головы. Павлов затих. Силы тратить было бесполезно. Вся его боевая подготовка, восточные единоборства и постоянные тренировки в спортзале оказались бессильны перед простым электрическим разрядом и дурацкой канцелярской клейкой лентой, в просторечии именуемой «скотч». Ботинки остановились и поднялись на мысочки. Видимо, их хозяин выглядывал через стол, чтобы посмотреть на спеленатого адвоката.
— Ага! Шпионил? Я тебя за человека считал. А ты чем ответил?
Кныш не стеснялся в выражениях и эмоциях. Он сразу же перешел с Павловым на «ты». Хотя «перешел» в данном случае было бы неправильным определением. Как человек может перейти на «ты» с практически обездвиженным телом?
Тем временем тело адвоката все же пыталось ответить. Артем еще раз предпринял попытку разорвать хотя бы ленту на руках. Она заскрипела, затрещала, но лишь еще сильнее впилась в его запястья.
— Ну-ну! Даже не пытайся, Павлов. Ты задержан при попытке обчистить мой кабинет. Понял? Это гражданский арест. Так это, кажется, называется? Сейчас соберу кое-какие вещички и сдам тебя охране. А они уж либо сами разберутся, либо сдадут по подследственности.
Кныш язвительно усмехнулся.
— Видишь, не один ты такие умные слова знаешь. Слишком ты зарвался, Артем Павлов. Не можешь вовремя остановиться. Жил бы себе спокойно и другим не мешал! Нет! Не можешь! Суешь нос, куда не просили.
Ясно, что Артем ответить не мог, но сенатора это ничуть не смущало.
— Ну, отбил ты свою хату, так угомонись! Живи себе спокойно. Нет, ему неймется! И что в результате? Молчишь?
Артем возмутился, но скотч на рту превратил его слова в невнятное мычание. Кныш покачал головой и подошел ближе.
— Ну, мычи, мычи. Что у тебя, кроме твоего языка, есть-то? Поди, и денег-то не скопил? Чего ж ты такой бедный, если такой умный? Дурак! Какие мы могли бы с тобой дела ворочать. М-м-м…
Павлов приподнял голову, нашел глаза сенатора и вложил в свой взгляд все презрение, на какое был способен.
— Чего разлегся?!! А ну встать!!! — рассвирепел Кныш и яростно пнул Павлова в бок — раз, другой, третий!
Артем едва успел напрячь пресс и спину, чтобы как-то купировать удары. Но ботинки все равно сделали свое подлое дело, и Артем закашлялся от сбитого дыхания. Лента мешала набрать достаточно воздуха в легкие, и он резко и глубоко свистел ноздрями. Выйди они в равных условиях один на один, и еще неизвестно, кто бы сейчас свистел разбитым носом. Но сложилось, как сложилось…
Артем вспомнил, как совсем недавно, буквально несколько дней назад в точно таком же положении находился одноухий Захар. И в этом отчасти был повинен он, Артем Павлов, не остановивший детдомовцев сразу, еще в Ледовом дворце. Не зря каждое наше действие часто сравнивают с бумерангом. Скажи ругательство ни в чем не виноватому прохожему, и через некоторое время так же обругают и тебя. Пни бродячую собаку, и следующая встреченная дворняга тяпнет тебя. Как только затеешь драку или потасовку, жди нападения незнакомых хулиганов.
Павлову стало не по себе, и он еще раз попытался освободить руки, но тщетно.
— Ага! Сейчас! Выскочишь! Это тебе не калужская изолента, а фирменный скотч. Так что звиняйте, дядьку!
Кныш шутовски кривлялся, но и дело делал. Стол уже опустел. Бумаги были подобраны и упакованы в большой кожаный портфель.
— Ты думал, безнаказанно будешь гадить в чужом огороде? Скажи, вот чего тебе не сиделось спокойно? А? Ну, ошибся Жучков с твоим папашей и квартирой твоей. Так он получил свое.
«Он знает все!» — с горечью констатировал Артем.