Квартира

Бывший генсек грустно взглянул на Павлова и, отводя глаза, пробормотал:

— Если доживу.

Электрошок

— Парни, уводите, — махнул следователь улыбающимся, все понимающим конвоирам.

Кныш налился тугой ненавистью:

— Смеетесь?! Гады!!!

Он вдруг весь вытянулся и превратился в жесткий несгибаемый кол. Охранники попытались его прижать и не смогли. Кныш применил редкий прием техники «кунг-фу». Застыл, выпрямился и тут же скрутился, как пружина. Охранники отлетели в стороны. Он кувыркнулся впереди в одно мгновение оказался у двери.

Морозный воздух ударил в лицо, издалека неслась песенка про новогоднюю елочку и оленей Санта-Клауса, а Кныш думал об одном: бежать, чтобы отомстить!

«Прыгнуть в машину… — в доли секунды оценил он ситуацию. — Там под ковриком лежат вторые ключи. Долететь до итальянской границы. Проскочить ее — пустая формальность. За час даже ориентировки не успеют дойти. А можно и отлежаться. В горах есть охотничий домик. Туда до весны никто не сунется. Документы справить в Венгрии. Там есть связи. В конце концов, можно и в Россию податься. Я же не в розыске, никто ни в чем не обвиняет. Только уйти!»

Кныш рванул к машине, и в тот же миг что-то кольнуло в спину — словно комар впился.

— Тррзззззррсккккк!!! — разрезал воздух электрический разряд.

— Эээ-ээмммххх!!! — ответил сенатор и завалился как подкошенный, сотрясаемый конвульсиями.

Один из постовых держал странную черную рукоятку, от которой тянулись длинные тонкие проводки к двум диодам, прочно засевшим в широкой спине политика-эмигранта.

— Молодец, Михель! — похвалил следователь. — Получишь благодарность и премию. Птица-то, видимо, жирная. Раз так рванул. Надо будет его поглубже покопать. Оформляйте сопротивление и попытку бегства. Натянул себе на носок еще пятачок.

Офицер с удовольствием смотрел на конвульсии не то израильского, не то российского гражданина. В их маленьком старинном городке редко проводились такие операции и задержания столь важных преступников. Он представлял, как будет его хвалить префект, бургомистр наградит почетной городской грамотой, а возможно, даже пожалуют орден или медаль.

«Крупный мошенник… очень крупный…»

Переводы от двух с лишним миллионов людей одновременно — это кое о чем говорило… да еще с формулировкой «безвозмездный дар».

«О, кстати, за это тоже надо удержать налог!» — вспомнил следователь и улыбнулся.

— Пакуйте этот кусок бифштекса, пока он не прожарился. И осмотрите здесь все. Наверняка у него где-то хранятся гранаты и пулемет. Не зря же он говорил о терроризме. Что на уме, то и на языке. Эти русские — все прирожденные преступники, будь они неладны!

Эпилог

Предновогодние дни пролетели незаметно. Искристым фейерверком вспыхнул и растаял в черном небе бурный роман с Зоей Звездной, и даже Париж, обследованный Артемом вместе с ней аккурат на Новый год, не изменил ничего. Жажда новых впечатлений и вообще перемен значила для этой девушки куда как больше, чем отношения с отдельно взятым мужчиной — пусть и таким успешным, как адвокат Павлов. Так что на новом гигантском океанском лайнере «Оазис Моря», только что вышедшем со стапелей в Финляндии, Артем катался уже один. Зато, вернувшись ранним утренним рейсом в Москву, он обнаружил в почтовом ящике толстый пакет. Внутри оказалась копия договора передачи квартиры от города собственнику. В графе «приобретатель» значился отец А. А. Павлов. К нему же была приложена справка из БТИ.

Артем зашел в квартиру и, бросив вещи в кабинете, не разбирая чемодана, выпил стакан воды и вышел из квартиры. Не спеша двинулся вниз по лестнице и понял, что не узнает своего дома. Он снова наполнился жизнью. На площадке ниже появилась детская коляска и санки. Напротив выстроились лыжи четырех разных размеров. Еще ниже за дверью надрывно плакал ребенок, а рядом играла музыка — люди еще догуливали положенное.

Павлов остановился перед квартирой Штольц. На стене у двери красовалась бронзовая табличка: «В этой квартире с марта 19ХХ г. по ноябрь 19ХХ г. проживал великий русский архитектор X. X. Штольц».

Артем улыбнулся и позвонил. Варвара Серафимовна не отзывалась. Возможно, спала, а возможно, вышла прогуляться. Артем попробовал еще раз и, не добившись результата, двинулся дальше. Сегодня выпал сороковой день со дня смерти Андрея Андреевича, и ноги уже несли его к последнему пристанищу отца. Через двадцать минут он уже входил на кладбище. Чьи-то заботливые руки уже устроили скамеечку, на которую и присел Артем. По странной советской традиции следовало бы разложить газетку и выпить рюмку горькой, но мама категорически противилась таким «совковым» атавизмам, и Артем не настаивал, пить он не любил.

Артем смахнул перчаткой легкий пушистый снежок с тяжелого дубового креста, перекрестился и закусил губу. Отца ему не хватало.

— Папа, я отплатил, как мог, за тебя. Прости, что так мало уделял тебе времени. Прости за все.

Он вздохнул и присел на лавочку, и почти сразу позади послышался шорох, и мягкая рука легла ему на плечо.

— Ты уже здесь, сынуля? — Мамин голос звучал тихо, грустно и нежно.

— Мама!