Квартирант – роман

"А где же ключ от него?!"– Ольга Ивановна стала лихорадочно трясти все вещи, выброшенные ею из сундука. Здесь были и старинные шляпки, красивые кружевные накидки, пропахшие нафталином, какие – то платки, с длинными кистями, но среди всего этого тряпья, ключика, который бы принадлежал сундучку, что на дне был прикреплён, она так и не обнаружила, зато вновь натолкнулась на чудесное крепдешиновое платье, нежной расцветки.

"Оно будет мне в пору, наверное?!"– Ольга Ивановна подошла к старинному зеркалу.

Зеркало было таким же старым, как и сундук, по его углам темнели пятна от старости.

      Сняв с себя верхнюю одежду, бросив её тут же на пол, взглянув в зеркало на свою фигуру, и обнаружив, что она у неё ещё и ничего собой, она надела на себя прабабушкино платье, которое действительно ей было впору.

Фигуре Ольге Ивановне можно было только позавидовать. Уйдя на пенсию, в свои – то сорок пять лет, как уходят учителя, по желанию, или вот так, как она, "по принуждению", она увлеклась огородом, который располагался вокруг её дома, высаживая по весне овощи и зелень, столько, чтобы хватало им с дочерью на зиму. Мяса с дочерью они много не ели. Тех несколько курочек, что держала она при доме, ей с дочкой хватало на всю зиму. Протекавшая рядом река «Молчанка» давала всем вдоволь ещё и рыбы.

В последнее время, уйдя на отдых, Ольга Ивановна, пристрастилась к рыбалке. Удовольствие было непередаваемым. Она могла часами сидеть с удочкой, мурлыча себе под нос, какую-либо песенку, а чаще всего читая произведения: Блока, Есенина, Пушкина, благо, что память ее не подводила, при этом вытаскивала очередную попавшую рыбешку, которая приносила ей ещё большее удовольствие. Больше всего доставалось пищи коту Василию. Бывало, тот наестся рыбы, заберется, на рядом стоящий дуб, и спит до очередного обеда, ленясь оттуда слезть, чтобы поймать, хотя бы одну единственную мышь. А их там было, в сарайчике, «пруд пруди».

Покрутившись, возле зеркала, в платье от прабабушки, которое, как не странно прекрасно ещё сохранилось, она стала наслаждаться его прикосновением к своему телу. Мягкий корсет нежно охватил её тонкую талию, выделил ещё не старую, и не обвисшую грудь. Глубокий вырез смотрелся на ней не вульгарно.

Ольге Ивановне хоть и было сорок пять лет, но выглядела она очень молодо, как девушка, да ей никто и не давал столько лет. Часто её с дочерью называли сёстрами, а увидев их вместе, говорили:

«Какие же вы сестрички красивые!»

Дочь гордилась, что у неё такая молодая красивая мама, а она, Ольга Ивановна, как ни странно, стеснялась этого.

Наконец-то, надев прабабушкино платье, оглядев себя в зеркале со всех сторон, она впервые сама себе понравилась.

"Верно, а я пока ещё и ничего! Толку только от этого никакого", – тут же возразила она сама себе и стала принаряжаться дальше.

К платью прилагалась и кружевная накидка. Та была в тон платья, с белыми мелкими цветочкам, такими же, как и на платье.

Из всего, вытащенного из сундука, тряпья она нашла и шляпку, которая также ей была в самый раз.

Осматривая себя с ног до головы в зеркале, она бросила свой взгляд на портрет, висевший на стене, возле сундука, своей прабабушки.

Увидев большое сходство с ней, она вдруг подмигнула своей прабабки и, сказав, обращаясь именно к ней, а не к рядом висевшим портретам своей бабушки и матери:

«Модница же ты была у нас бабуличка! – стала снимать с себя, вначале шляпку, а затем и платье.– Хорошо, что ни бабушка моя, ни мама не осмелились выбросить эти вещи, ни этот старинный сундук, ни портрет, что висит на стене. Сейчас, как хорошо мне на всех вас смотреть!"– Она улыбнулась, всем троим, и стала всё с себя снимать.

Когда не стало её матери, Ольга Ивановна, так же, как и та, не притронулась к сундуку, чтобы вынести его из дома или снять со стены портреты своих предков: прабабушки и бабушки. Только позже к ним присоединился портрет ещё и её матери.

      После смерти матери Ольге стало тоскливо без неё. Мать помогала ей в воспитании её дочери. Оставшись одна, после отъезда мужа, она погрузилась в работу, приходя домой поздно, а потом ещё сидела до полуночи за проверкой тетрадей. Мать была ей, как подруга.

      Свою прабабушку Ольга Ивановна помнила тоже очень хорошо. Та всегда была уравновешенной, спокойной, ухоженной, но, порою, и строгой.

Прадед так же был мил собой. Он носил красивую бородку, усы. Волосяной покров головы удивлял всех. Волосы были густы до глубокой старости, всегда опрятно причесаны. Со временем они потеряли свою окраску, превратившись в белый, седой цвет.

Прабабушка никогда не рассказывала о своей жизни, о своей любви к прадеду, поэтому Ольга, будучи ещё подростком, была удивлена, что прадед, когда заболел и был в бреду, звал к себе совершенно другого человека, имени которого она никогда не слышала ранее.

Услышав слова: «Сонечка, прости!» Ольга опешила окончательно и подняла вопросительный взгляд на бабушку и свою мать. Вопросов никому она не задавала, это было не принято в семье.