Квартирная развеска

Как раз там, где на подмоченной во время шторма карте имелось белое пятно, находился знаменитый Удмуртский отрезок, состоящий из трех одинаковых островов, расположенных на одной линии. Время и пространство в отрезке вели себя непристойно и что хотели, то и делали. Часы, в том числе песочные, попеременно спешили, отставали, останавливались, а в некоторых случаях ходили против часовой стрелки. Регулярно в чародейском отрезке исчезали люди; особенно часто это случалось с людьми поприличнее; некоторые из них таинственным образом переносились на Северный Полюс, а отдельно взятые не находились вообще. Вещи в отрезке пропадали постоянно. Календарь приходилось реформировать каждый год, а иногда и чаще. Сутки все время меняли длину, дни недели менялись местами, а как-то раз и солнце взошло на западе. Эпохи, эры и периоды так и мелькали. Только что было рабство, а вот уже и цивилизация полным ходом. Местные жители то молодели, то старели, то претерпевали метаморфозы всевозможного сорта: водовоз становился писателем, мальчик — девочкой, юноша — глубоким стариком. Летающие тарелки на данной неблагословенной широте сновали сервизами.

Первый и второй остров заселены были по образу и подобию всех островов мира; что касается третьего острова, то островитяне в какой-то момент под действием неопознанных полей и непроходимых энергетических уровней сломались и зажили наобум святых. Они открещивались друг от друга, а также от всего человечества и существовали на особицу. Именовались сии островитяне чурянами, потому что, чуть что не по ним, плевали через плечо, под ноги и прямо перед собой и злобно говорили: «Чур меня, чур!»

Бравые моряки высадились на острове в полдень после очередной порции склянок незадолго до рынды.

На берегу океана стоял высокий замок с зубчатыми башнями и подъемным мостом на ржавых цепях. Мост лежал на песке. Босой стражник в рыцарских доспехах и мотоциклетной каске молча преградил Василию, Перси, Джеймсу, Джойсу и Окассену путь, выразительно покрутив перед ними автоматом, и сказал:

— Барыня почивает и посетителей видала в гробу.

— Так то посетителей, — сказал Перси Китс.

После серии выразительных бросков и приемов карадо, дзютэ, самбо и румбо стражник уже без автомата сидел на мосту, вытирал кровь под носом и хныкал:

— Сволочи, пятеро на одного.

— Что же ты оружием балуешься, салажка? — спросил Перси.

— Автомат-то отдайте, он, чай, казенный, — сказал стражник, — мне графиня за него уши будет завивать.

Василий собрался было разрядить автомат, но стражник сказал — не заряжен, заряжать давно нечем, а получив оружие обратно, сообщил храбрецам: графиня опять всю ночь с алхимиком в башне что-то добывала, а теперь в блудуаре отсыпается.

— Дрыхнет красавица-то наша, — сказал стражник.

Графиня встретила первопроходцев в холле у камина. Ее небесно-голубые глаза гармонировали. Лазоревый дортуаровый муар неглиже шуршал. От графини разило ароматом. Огромный сенбернар выступал рядом с хозяйкою.

— Садитесь, придурки, — сказал сенбернар.

Моряки попадали в кожаные кресла.

— Не бойтесь, мальчики, — сказала графиня, — он у меня мутант на местной почве. Николетта!

Пухленькая маленькая служаночка в чепчике выкатила бар на колесиках, при этом не преминула ненароком задеть локотком Окассена.

— Я наслышана о ваших стихах, — сказала графиня Перси Китсу.

Тот очень растрогался и прочитал экспромт о родинке на ляжке.

— Пойдемте ко мне, — сказала графиня, — слова перепишете.

Во время отсутствия графини Николетта покатила бар обратно и снова задела Окассена, на сей раз коленкою; Окассен, как ни странно, не протестовал.

Вошел алхимик, мрачный изможденный человек в остром колпаке и черном балахоне до полу. Морякам он еле кивнул и обратился к сенбернару:

— Где хозяйка?

— На стихи перешла! — сказал сенбернар, тяжело вздохнул и сплюнул. — Чур меня, чур.

Василий и близнецы распрощались с алхимиком и вышли из замка. Окассена не было видно, зато с кухни слышался смех Николетты.

— Заходите завтра, — сказал алхимик, — завтра золото добудем. И призраков у нас по средам много, побеседуете.

— О чем им с этим старьем говорить?! — желчно спросил сенбернар.

В кустах при дороге кто-то шевелился.

— Эй, славяне! — услышали из кустов путешественники.

— Это ты нам? — спросил Джеймс.

— Мы разве славяне? — спросил Джойс.

— Все люди славяне, даже негры, — сказали в кустах, — ибо все от славян произошли и туда же вернутся, дайте срок.

Моряки вошли в кусты.

На болотце стоял стриженный под горшок человек с сохою в посконной рубахе.

— Славянин я, — сказал он. — Чужеземцы, помогите оратаю.

Моряки немного поорали со славянином.

— Живешь тут, что ли? — спросил Джеймс.

— Сельским хозяйством занимаешься? — спросил Джойс.