Посидели хорошо. Купленная на деньги с оперативных расходов закуска под «беленькую» пошла на "ура". Старый жулик оказался хорошим тамадой, говорил чисто, без мата и обычного блатного косноязычия. Когда водка закончилась, и приободрившийся капитан прибирал остатки колбасы в сейф, Глазырин попросился в туалет и после чего запарить ему чифирь, для полнейшего удовольствия. Я, повинуясь взгляду старшего, взял в руки хромированную кофеварку и повел задержанного вниз, в туалет. Пока Глазырин, что-то бормоча, возился со своим «хозяйством» над провалом в полу, заменявшим у нас унитаз, я спускал воду, чтобы первая, желтоватая жидкость, скопившаяся в трубах старого дома, оставляя на раковине следы, стекла из крана. В какой-то миг бормотание жулика прервалось, а через мгновение, моя голова, начавшая поворот в сторону писсуара, со всего маху, впечаталась в мутный осколок зеркала, прикрученный к старой кафельной плитке. Кофеварка выпала из руки, и дребезжа, покатилась по полу, расплескивая набранную воду, а сверху, ничего не видя подбитым глазом, в эту мерзкую лужу рухнул я. Пока я, тряся головой, пытался подтянуться на металлической раковине, за спиной бзынькнули стекла в рассохшейся раме и что-то резиновое заскрипело по кафельной стене. Я что-то слабо крикнул, успевая заметить синюю спортивную задницу, что быстро исчезла в проеме подвального окна, через приямок выводящем беглеца на городскую улицу. Звякнула решетка, и Глазырин, ловко подтянувшись, исчез из моего зрения окончательно.
Столько мата в свой адрес, сколько услышал я, через пару минут ворвавшись в кабинет, неся в одной руке помятую кофеварку, а в другой — крышку от нее, с утерянным где-то, на полу туалета, коричневым колпачком, я не слыхал не разу в своей жизни. Сначала все долго матерились, потом разбежались в поисках беглеца, оставив меня кропать объяснительную, как я просрал арестованного.
— Скажи, Кадет, а тебе не сказали, что из этого туалета каждый год кто-то сбегает?
— Что правда? — я уставился на усмехающегося Громова.
— Правда. Только тебе это не поможет. Когда какие-то БОМЖи бегут, которые на хрен никому не нужны, просто в журнале доставленных ставят пометку «отпущен» и все. А ты прокакал арестованного, да не просто арестованного, так еще и арестованного из СИЗО, за чужим районом числящегося. Так что молись, чтобы его нашли побыстрее.
— Что здесь за хрень написана? — сержантишка взял в руке стопку явок с повинной, оставшейся на после беглеца: — Как он в квартиры проникал?
— Как-как. Там же написано, через крыши пристроенных магазинов на балконы вторых этажей, а дальше через форточки.
— Ну, поздравляю. Жулик вас и здесь поимел. Он всегда двери вскрывал. Старый он уже через окна лазить, не пацан же.
Громов сел на стул старшего опера, брезгливо понюхал забытую на столе стопку, потом вновь повернулся ко мне.
— Давай, вспоминай, по каким адресам заезжали.
— Тебе это на хрена? Иди вон на улицу, лови его, как все ловят.
— Ты, Кадет мне еще поогрызайся. Сейчас я встану, и тебе будет больно об этом вспоминать.
Я вздохнул в глубине души. Хорошо этому борову, больше меня что в ширину, что в длину, сука тупая.
— Заезжали в дом девятнадцать по улице Полярников, дом двадцать по улице Нерчинской, дом пять по Бродвею, дом двенадцать по улице Основоположника и дом девять по улице Путейцев.
— Так, стоп машина. В доме девять же нет магазина?
— Я не знаю, зашли в средний подъезд, он на втором этаже двери квартир, что на дорогу выходят пощупал, замки посмотрел и сказал, что надо ехать дальше, он все увидел. Мы вышли на улицу и поехали на Нерчинскую.
— Понятно, что ничего не понятно. — с умным видом пробубнил сержант и вышел вон, оставив меня наедине с моей болью.
Глава 10
Глава десятая. Дорога к Храму.
Громов.
Пистолет дежурный выдал без звука. Попросил бы автомат, дали бы и автомат, только притащи злодея, а иначе, через пару часов здесь будет не протолкнуться от проверяющих и достанется всем.