Квартирный вопрос, или Байки черного маклера

Как это происходит? Допустим, хатка стоит на самом деле десять миллионов. Их, аккуратно пересчитав и проверив, закладывают в депозитарий, в ячейку. А в договоре пишется «миллион». Расписки по окончании сделки пишутся в количестве двух штук, одна на миллион, другая – на разницу. Я видела миллион (простите за каламбур) вариантов второй расписки. Кто-то пишет, что получил девять миллионов за дополнительный ремонт в квартире, в которой на самом деле последний ремонт делался при царе Горохе. Кто-то делает соглашение о доплате. У кого-то это не расписка, а гарантийное обязательство. Самые смелые подписывают расписку, фактически являющуюся признанием в налоговом преступлении. Все это делается для того, чтобы, если вдруг покупателю придет в голову опротестовать сделку и вернуть миллион, зажав полученные вчерную девять (а где-то ведь и пятнадцать), чтобы он за все ответил и все деньги вернул.

На практике суды эти вторые расписки за документы не считают и всячески презирают. Сокрытие цены является существенным нарушением формы договора и может повлечь за собой все, что угодно, от потери денег и квартиры до уголовного преследования обеих сторон. Но… кого это волнует в Москве? Мы же доверяем друг другу? А если что – я тебя закопаю. И убью. Вот так у нас делаются дела между вполне приличными людьми.

Легальная или нет эта «миллионная» схема? Да нет, конечно. И все же, сильно пораскинув коммерческими мозгами, банкиры приняли решение выдавать ипотечные кредиты под такие вот серые квартиры. А почему? Да потому, что, если сильно постараться, весь риск для банка по такого рода сделкам можно снизить до минимума. Заставить заемщика оплатить специальную страховку на сумму реальной стоимости квартиры, взять какие-нибудь специальные заявления с обеих сторон, подписать гарантийное обязательство. Поднять, наконец, процент за кредит. И все в выигрыше, а если что – в долгах, в проблемах и на улице останется только заемщик. Банк же не потеряет ничего.

После того как ипотечный кредит стал настолько доступен людям, за ним ломанулись толпы. И выдача его была настолько выгодна банкам, что они дополнительно еще снижали первоначальный взнос. Все для народа, который не привык считать деньги и потому готов был выплачивать их тридцать лет. И в какой-то момент стало абсолютно возможно купить любую помойку за «якобы миллион», не внеся никакого вообще первоначального взноса и не имея легальной белой зарплаты. Правда, впоследствии это оборачивалось длительным долговым рабством, с тридцатью пятью процентами годовых. Но кто об этом будет думать, когда прямо перед тобой на банковском столе лежит ХАЛЯВА.

Я помню глаза одного моего клиента, молодого парня на гоночном «Мерседесе», такого, знаете ли, везунчика по жизни. Красивый мальчик в хорошей одежде, женат, детей нет. Квартиру купить решил, потому что жена запилила. Машина осталась с хороших времен, с девяностых. Уж не знаю, чем он занимался в те годы, но после них у него всего и осталось, что гоночная тачка, черная зарплата в каком-то сомнительном фонде и огромное самомнение. Он не реагировал на меня всю дорогу, потому что я была: А – женщина, Б – меня нашла его жена, которая тоже была женщиной. Когда я пыталась что-то ему пояснять, он говорил:

– Татьяна, делайте свое дело, а я уж как-нибудь все свои вопросы решу сам.

– Конечно, конечно, – наконец кивнула я, и таким образом мы оказались в офисе банка, с согласованной квартирой за шесть миллионов, трешкой в панельной девятиэтажке, и с ипотечным договором на пятнадцать лет, без первоначального взноса вообще, с повышенной до тридцати процентов ставкой из-за «миллионной цены». По этому договору мальчику на «Мерседесе» предстояло в ближайшие пятнадцать лет выплачивать по сто тысяч рублей в месяц за квартиру, которая в итоге обходилась ему чуть ли не втрое дороже, чем стоила номинально.

– Татьяна, это же сумасшествие! – прошептал он, сидя за круглым столом в прекрасно отремонтированном, кондиционированном помещении банка.

– Это точно, – кивнула я.

– Подписывай, – жена нежно пододвинула к нему документы и улыбнулась. – Мы же уже все решили.

– А что будет, если я потеряю работу? И на что мы будем жить, это же почти все, что я зарабатываю! – вскричал он, а лицо его побелело.

Я сидела и злилась, так как все это время пыталась сказать ему, что ипотека на таких условиях – это безумие. И что надо хоть как-то постараться и найти первый взнос. И перейти в другой банк. И найти поручителей, чтобы снизить ставку. Но – я женщина, он мужчина. И он все подписал, что делает ему честь. Выплатил он свой кредит или нет – я не знаю. Честно. Это уже не мои проблемы. Мы, риелторы, – только зрители, мы сидим на высоком утесе и смотрим на штормящее море. Максимум – до нас могут долететь брызги. Но горе кораблям, построенным из непрочной древесины, горе тем, у кого пробоина в бюджете. Они будут тонуть, и никто из тех, кто остался на берегу, не сможет им помочь. Включая банки. Помню, рассказывали мне о таком звонке в отдел кредитов: