— Конечно, нравятся, — удивилась я. И добавила: — Спасибо.
— Пожалуйста.
Он не спускал с меня взгляда, потом приподнялся и поцеловал меня. Я в первый момент не могла решить, как поступить. Ответить на поцелуй или?..
— Цветы, Глеб, цветы, — запричитала я, когда поняла, что мы слишком увлеклись.
Мартынов поднял меня с кресла, помог собрать цветы и легонько подтолкнул в сторону кухни.
— Иди, ставь в вазу. Только быстрее, Жень.
Я сунула нос в пионы, пряча улыбку. Кажется, я собираюсь сделать ещё одну ошибку…
Вечером мы снова перебрались на крышу. Глеб вытащил диванные подушки и разложил их прямо на крыше, а у меня в душе даже не шевельнулось ничего. Хотя, диван у меня светлый, белый почти и каждое пятнышко на обивке видно… Чёрт с ней, с обивкой. Зато какое удовольствие устроиться на них, завернувшись в плед и прижавшись… Ну, да, да, к Глебу!
— Темнеет, — сказал он и потянулся через меня за бутылкой пива. Это вообще такая пошлость, пить пиво и есть чипсы, особенно, якобы в романтический вечер. Я с грустью об этом подумала, привалилась к плечу Мартынова и поставила себе на живот миску с чипсами. Пиво я не пила, только пару глотков сделала и объявила, что терпеть его не могу, и мне плевать, что пиво это какое-то особенное, фирменное и так далее, а вот чипсы я уважаю. Хотя, вместо пива и чипсов нужно было бы пить шампанское и заедать его клубникой, так было бы правильнее. Но кому хочется сегодня поступать правильно?
— Мы опоздали, надо было чуточку пораньше прийти. Тогда бы увидели, как солнце в куполах церкви отражается.
— Пораньше мы не могли, — веско заметил Мартынов, а я укоризненно посмотрела на него.
— Глеб, я про церковь тебе говорю.
— Так я тоже… про святое дело. Не замёрзла?
— Нет. — Я прижала свою ногу к его ноге и пошевелила пальцами. Сунула в рот ещё кусочек жаренной картошки, задумчиво прожевала, а потом с негодованием сунула миску Мартынову. — Убери её от меня.
Он рассмеялся.
— Это самая лучшая крыша на свете, — проговорила я спустя некоторое время. Внизу слышался шум проезжающих машин, в окнах домов внизу появились огни, и подул прохладный ночной ветерок. Я сунула нос под одеяло, прижалась к плечу Глеба и удовлетворённо вздохнула. Мне на самом деле было хорошо.
— Всегда хотел диван-качели прикупить, и вон туда их, — Глеб указал в сторону моих ящиков с цветами. Я тут же возмутилась.
— Вот ещё! Там цветы. Качели можно на ту сторону, там всё пусто.
— Там солнце.
— Значит, навес нужен.
— Ой, всё удовольствие испортила! Я столько времени мечтал, а ты за минуту всё на корню зарубила. Что за характер?
— Нормальный у меня характер. Просто я лучше знаю.
— Я промолчу…
— Самое правильное решение, — поддакнула я, а Мартынов вдруг расхохотался.
— Вот же заноза! Я ей слово, она мне пять в ответ.
— Да не правда! Просто ты не прав. Если туда поставить качели, то цветы придётся передвинуть на ту сторону, а там они точно не выживут, так как там солнце палит. И в итоге останемся без цветов. А какой тогда толк от качелей, если цветов не будет?
— Действительно, — изумился Глеб, выслушав мои разглагольствования, — и как это можно без цветов, но с качелями?
Он смеялся надо мной, я решила обидеться, но как обижаться, когда тебя целуют да ещё с таким пылом?
— Телефон звонит, — сказал Глеб, подняв голову и прислушавшись.
Я поморщилась и глаза закрыла. Из кухни неслось насмешливое:
— Солнышко, возьми трубку! Со-олнышко!
Мартынов хмыкнул, отодвинулся от меня и подпёр голову рукой.
— Ответь ему.
— Не хочу. — Он молчал, и тогда я открыла глаза. — Имею я право не хотеть?
— Боишься, что соврать не сможешь?
— И это тоже. И… Хватит, Глеб! Не хочу.
Я повернулась к нему спиной и вздохнула с облегчением, когда телефон замолк на полуслове. Издал нелепое:
— Солныш… — и воцарилась тишина.
Рука Глеба пробралась под мою рубашку, легла на спину и я невольно повела плечами, почувствовав, насколько горячая у него ладонь. Я чувствовала его дыхание на своей щеке, потом его губы прикоснулись к моему плечу, сдвинув ткань рубашки. Я уже хотела перевернуться на спину, чтобы обнять его, а Глеб вдруг спросил:
— Он тебя любит?
— Ты зачем спрашиваешь?
Он еле слышно хмыкнул.
— Не хочется, чтобы ты вышла замуж за идиота.
— Интересно… А идиотом он будет, если любит?
— Какая же ты поперечная, Женька…
— Я не хочу об этом говорить. — Я всё-таки обняла его за шею и притянула его голову к себе близко-близко. — От тебя пивом пахнет.
— Не нравится?
Я не нашлась, что ответить, а потом зачем-то решила признаться:
— Мне всегда хотелось… — И неловко замолчала.
— Что? Что, Жень?
— Заняться… любовью на этой крыше. Мне казалось, что это будет что-то особенное.
— Из-за крыши?
— Да ну тебя, — вспыхнула я от обиды.
Он рассмеялся и поцеловал.
— Можно попробовать.
— Ты надо мной смеёшься, — всерьёз огорчилась я.
— Уже нет, — заверил Глеб.
Через несколько минут телефон опять завёл своё: