Я слёзы вытерла и продолжила:
— Тебе просто нужно было показать меня Кириллу. Или ещё кому-то, кого ты ожидал встретить в "Трёх пескарях". Правда? Чтобы все поняли — ты в этом городе по вполне понятной причине. Чтобы не думали, что ты рыщешь по городу в поисках своей бывшей жены, а видели — ты спокойно живёшь у любовницы. Отдыхаешь, так сказать! И как кстати этой любовницей оказалась я, правда, Глеб? — горько проговорила я. — Ведь меня в этом городе каждая собака знает и ты это очень быстро понял. Дяде моему "спасибо", который, будучи человеком не женатым, вечно меня таскал по всяким мероприятиям. Хоть кому-то это пригодилось!
Ухмылка на его губах дрогнула, но тут же снова расцвела.
— Поэтому ты и таскал меня по ресторанам, — закончила я дрогнувшим голосом. — Я, правда, не сразу поняла, в чём дело, но поняла. Лучше поздно, чем никогда, правда, Глеб? — Я посмотрела на него, но он продолжал молчать, и стало ясно, что надеяться мне не на что. — Сволочь ты, Мартынов, — добавила я, изо всех сил стараясь сдержать слёзы, а Глеб к моему ужасу ещё и кивнул, а потом и улыбнулся мне.
— Сволочь, Женька. И очень хорошо, что ты это поняла.
— Я поняла, — еле слышно проговорила я. Вся злость и справедливое негодование неожиданно испарились, и осталась только пустота. Правда, я всё же предупредила его: — Не смей втягивать в свои афёры дядю, понял?
— Я и не собирался.
— Очень на это надеюсь. — Я запахнула на груди халат и направилась к двери, а Глеб вдруг встревожился.
— Ты куда?
— Пройдусь. Благо квартира большая.
Глеб смотрел на меня, и мне показалось, что он расстроен.
— Женька, — вздохнул он, но я слушать не стала и из спальни вышла.
Женька, Женька… Вот как у него это получается? Я всю жизнь своё имя терпеть не могла, и когда Димка стал звать меня Евой, восприняла это с благодарностью и чуть ли не с восторгом, посчитала это поворотным моментом в жизни. Я всегда считала, что имя очень влияет на судьбу человека. У меня же имя мальчишеское, а как с таким именем возможно женское счастье заполучить? А потом я вдруг превратилась в Еву и пришла к выводу, что это правильно, и что Димка, который моё имя поменял, и есть подарок судьбы, лучшего и ждать нечего. А как снова к Женьке вернулась, так поняла, что не в имени дело и не в том, как оно звучит, а в том, кто и как его произносит. Вот у Глеба и небрежное "Женька" по-особенному получается. Как ни у кого. Вот только ему до моих ощущений никакого дела, судя по всему, нет.
Выйдя из спальни, я прошла на кухню, налила себе воды, а потом вышла на крышу. Ночь уже отступала, небо начало сереть, новый день вот-вот начнётся, а я ещё со старым никак не распрощаюсь. Пила воду маленькими глотками, а в горле снова комок и слёзы текут рекой. Я запрокинула голову и подставила лицо ветру, надеясь, что он их высушит. Самое ужасное, что я всё ещё ждала, что Глеб сейчас выйдет на крышу вслед за мной и произнесёт всего два слова:
— Давай уедем.
И я бы поехала. В Москву, на море, в вечную мерзлоту… Господи, я ведь на самом деле готова с ним уехать. Вот только он не позовёт. В этом я была уверена.
Но почему именно он?
Вдруг вспомнила, как Глеб согласился с тем, что он сволочь, и тон был такой лёгкий, насмешливый… Он всё заранее продумал, я просто была ему удобна и скрывать это дальше Мартынов не собирался. А мне-то теперь как? Я от обиды даже ногой топнула и снова заревела. В голос. Кого стесняться-то?
Ох, Глеб…
Я понятия не имею, кто он на самом деле, как живёт и с кем. А вдруг у него на самом деле жена есть? И дети. Что из того, что он мне рассказал, правда? Если вообще хоть слово правды было. Единственное, что понятно — я в его жизни никакой роли не играю. Не то что важной, а вообще никакой. Сколько у него было, да и будет, таких Женек? А также Наток, Галочек и далее по списку. А я в очередной раз показала себя с наиглупейшей стороны, ведь Глеб прав, это на самом деле была сцена ревности.
— Я в него влюбилась, — проговорила я вслух и даже застонала в голос. — Дура. Ну, когда же ты перестанешь быть такой дурой?
Наверное, никогда. Наверное, это не лечится. Это врождённый недуг — патологическая дурость называется.
Я решительно утёрла слёзы. Нельзя так распускаться. Нельзя быть мямлей и плаксой. Но и вмешиваться я больше ни во что не стану. Уже ясно, что квартира моя Мартынову не нужна, вот и пусть дальше сам своими поисками занимается, с бывшей своей разбирается, а я что буду делать? Ждать у моря погоды? Когда у Глеба все дела в нашем городе закончатся? А что потом?
А если его убьют?..
Я даже головой помотала от накатившего на меня ужаса. В фильмах вон чего только не показывают, но я никогда не думала, что придётся с этим в жизни столкнуться. А Мартынов упёрся рогом, сам он, видите ли, разберётся! Тоже дурень ещё тот.
От всех этих мыслей захотелось подойти к краю крыши и крикнуть что есть силы:
— Я не знаю, что мне делать!