Кваzи

– Никто не гарантирует этого, – продолжал Михаил, по-прежнему встряхивая Руслана за плечи. – Пока ты человек, ты можешь поступать по своим желаниям, вопреки природе, вопреки инстинктам, вопреки предрасположенности. Если ты станешь кваzи – ты будешь только тем, кем ты будешь. Когда я был человеком, я хорошо рисовал. Я думал, что выйду на пенсию и буду рисовать картины, пока глаза видят и руки держат кисть. Сейчас у меня есть всё время мира. У меня зрение в два раза лучше человеческого, у меня руки не дрожат. Но я не нарисую даже яблоко на тарелке. Я – мент! Сыщик! Картины мог рисовать человек. Мне – не дано! Что-то решило за меня, что это не нужно, понимаешь? Эволюция? Какая, к хренам собачьим, эволюция! Космонавтом ты хочешь быть? А будешь садовником. Или программистом. Или рабочим, кирпичи класть идеальными рядами! Не тебе решать! Не тебе, а твоим некронейронам! Нравится, мальчик?

Руслан молчал. Даже на «мальчика» не отреагировал. Твёрдо сжал губы, смотрел исподлобья. Непрошибаемый какой-то…

– И то, что ты так уверен, будто станешь кваzи… – Михаил отпустил Руслана, отряхнул руки, будто выпачкался. – Поверь, такие обычно и становятся кормом. Хотя бывает и хуже.

– Как зовут твою девчонку? – спросил я. Руслан стрельнул в меня глазами, но ничего не сказал. Тогда я взял со стола фоторамку. Одна из девушек на фотках мелькала так часто (хотя порой и в компании с другими), что не заметить этого было невозможно. – Представляешь? Возвысился, а она – нет. И её уже нет. Совсем и навсегда. Ты – за её счёт возвысился.

– Я не знал! – выдавил Руслан. И стало понятно, что его закаменевшее лицо – это не упрямство или бесчувственность, а попытка сдержать истерику. – Виктор Аристархович совсем иначе всё рассказывал…

– Томилин был старый человек с холодным умом, – сказал я. Старым, конечно, профессор не был, просто немолодым. Но с точки зрения семнадцатилетнего – сгодится и «старый». – Талантливый, но бесчувственный.

– Он стихи писал, про любовь…

– Это ничуть не мешает быть бесчувственной скотиной, – подтвердил я.

– Ну, он всё по-другому… – Руслан явно готов был сорваться. – Когда он говорил…

– Где вирус? – спросил я. – Ничего ужасного ещё не случилось. Где вирус, Руслан?

Руслан захлопал глазами. С ужасом спросил:

– Какой вирус?

Мы с Михаилом переглянулись.

– Ты ходил в кружок юных биохимиков, которым руководил Томилин? – спросил я.

Руслан закивал. Зачем-то уточнил:

– Я к поступлению готовился, в университет…

– Томилин рассказал тебе всю эту муть, про счастливое общество кваzи?

– Да, но он всем рассказывал, некоторые ребята спорили…

– Почему ты убегал? – спросил Михаил.

– Его же убили… – Руслан жалобно посмотрел на меня. – Полиция убила…

– Знаю, – сказал я. – Это был я.

Руслан словно стал ниже ростом. Обречённо спросил:

– Вы и меня убьёте?

– С какой стати?

– Но вы же его убили? За эти разговоры, за его гражданскую позицию… а я с ним согласен, – он замешкался, но всё же добавил: – был…

Я вздохнул.

– Если бы даже за такие разговоры убивали, то это делала бы не полиция, а какая-нибудь спецслужба. Суда пока не было, но я могу тебе сказать – профессора убил грабитель. Восставший профессор убил грабителя. Я был вынужден убить обоих восставших.

Михаил скептически посмотрел на меня, но промолчал.

– И себя не переоценивай. Думаешь, кому-то нужно убивать тебя? Да ты нужен пока только своей маме и своей девчонке. Может, ещё паре-тройке друзей. Тоже мне, борец с режимом…

– Что ты знаешь про вирус? – спросил Михаил.

– Вирус, превращающий людей в восставших? Профессор говорил, что его до сих пор не нашли. Что это может быть и не вирус, а прион. Или неизвестный патоген, потому что для прионов такая скорость развития нехарактерна…

Я вздохнул.

– Это мы знаем. Чем профессор занимался? Каким вирусом?

Руслан неловко улыбнулся.

– Ветрянкой. Мы как-то стали над этим смеяться, а он сказал: «Поднимите руки те, кто не болел ветрянкой». Ну, я поднял, ещё трое ребят. Он объяснил, что раз мы не переболели в детстве, то во взрослом возрасте можем очень тяжело заболеть. Поэтому лекарство от ветрянки – важная вещь.

– То есть он делал лекарство? – уточнил Михаил.

Руслан кивнул.

– Ваш кружок занимался в институте?

– Научная секция… Да, конечно.

Вот так.

Случай вывел нас на юношу, общавшегося с главным подозреваемым. Мы и раскатали губу – сейчас всё узнаем…

А узнавать-то было нечего. Кроме того, что Томилин был идейным сторонником кваzи… впрочем, это и так нам известно. Я поинтересовался:

– Сколько вас народа в кружке… то есть в секции?

– Одиннадцать человек, – с готовностью ответил Руслан.

– Старшеклассники? Парни, девушки?

– Парни в основном.

– У Томилина были особо доверительные отношения с кем-либо?

Глаза у Руслана округлились, он нервно хихикнул:

– Вы чего… Томилин не такой! Он ни к кому не приставал!

– Господь с тобой, – сказал я. – Не о том речь! Друзья среди учеников у него были? Любимчики? В хорошем смысле слова, разумеется. Был кто-то, кого он выделял, кому мог бы доверить какую-то тайну?

Руслан честно задумался. Покачал головой: