Действительно. Все как у нас: нечего тянуть резину, по рублю и к магазину.
- Варенье было исключительно вкусным, и она сама была не менее вкусной, чем варенье, - думал я в нежной истоме, нюхая светло-шатеновые волосы, лежащие у меня на плече. - Интересно, они естественные или крашеные? В чистосердечном обществе не должно быть никаких красок. Если зеленое, то зеленое, если седое, то седое. Если оно черное, то и должно оставаться черным. И белый цвет должен оставаться белым. И, вероятно, у них нет и фотошопа. Если человек по жизни урод, то и на фотографии он должен быть полным уродом, а не херувимом, глядя на которого умиляешься и отдаешь за него голос на выборах. А когда его выберут, то думаешь, - где же глазоньки-то мои были, выбирая этого урода.
- Слушай, а как тебя зовут? - спросил я свою партнершу.
- Майя129745NH67, - ответила она.
- А как твоя фамилия? - спросил я, по наитию чувствуя, что фамилий при таком имени быть не должно.
- А зачем она мне? - сказала Майя. - Двести лет назад мы избавились от этого архаизма. Имя есть имя. Все равно нельзя дать каждому человеку индивидуальное имя. Очень много имен одинаковых. Мы взяли эти имена и пронумеровали. Просто, но зато точно. Компьютер по моему номеру и имени может выдать всю необходимую информацию обо мне. Точно так же и о любом другом человеке.
- А ты помнишь имя своего отца? - вдруг спросил я и понял, что поставил ее в тупик.
- Имя я вообще-то помню, - с расстановкой сказала она, - а вот номер не помню. А какое твое дело до имени моего отца и моей матери? Они живут сами по себе и я живу сама по себе. Я не хочу, чтобы кто-то мешал мне, и сама не хочу мешать кому-либо жить.
- А семьи у вас есть? - осторожно задал я вопрос.
- А зачем они нам? - удивилась Майя. - Человек - это личность и она должна самореализоваться. Ему не должно быть дела до того, где находятся его родители или где его ребенок. Они тоже самореализовываются. На том и стоит наше общество. Каждый человек - ячейка общества и он должен отдавать все свои силы и знания на пользу этого общества, а не отвлекаться на разные мелочи типа семьи, домашнего хозяйства, воспитания детей. Есть специальные люди, которые воспитывают детей и призревают престарелых людей. Послушай, что тебе надо от меня? Ты получил свое, можешь идти в свою ячейку самореализовываться.
- Нет у меня никакой своей ячейки, - огрызнулся я, - и я не хочу идти это само, как ты говоришь, реализовываться. Я, похоже, вообще не из мира сего. Расскажи мне, как вы живете вообще? Откуда вы знаете, что такое хорошо и что такое плохо? Кто разъясняет вам правила жизни?
- Вот видишь, - Майя показала мне запястье левой руки, - мое красное пятно уже почти зажило. Значит, я полноправная ячейка нашего общества и могу нести свои знания другим.
- А при чем здесь пятно? - не понял я. - Это что, родимое пятно? Это только у тебя такое пятно или у всех такие пятна?
- Это не родимое пятно, - гордо сказала Майя, - это воспитательное пятно. Нам каждому в детстве надевают на руку браслет с часиками, по которым мы все делаем. Если мы делаем правильно, то ничего не происходит. Если мы делаем неправильно, то часики начинают жечь руку и жгут тем сильнее, чем неправильнее ты делаешь. Когда человек становится достоин чистосердечного общества, то он снимает эти часики и отдает их воспитателям. Это как диплом о сдаче экзаменов.
- Ты была не сильно послушным ребенком, если у тебя еще не зажила рана от твоих часиков? - спросил я.
- Нет, я была послушной, но я хотела проверить себя, как сильно у меня развита способность переносить боль, - сказала Майя.
- Вы изучали первую и вторую сигнальную системы академика Ивана Павлова? - спросил я.
- У нас нет ученых с фамилиями, - сказала Майя, - а что такое первая и вторая сигнальные системы?
- Это очень просто, - сказал я, - собаке дают пищу и рядом зажигают лампочку. Через некоторое время у собаки выделяется слюна при зажигании лампочки, а не тогда, когда ей дают пищу.
- Не поняла, а причем здесь твоя первая сигнальная система? - спросила женщина.
Глава 26
- А ты хорошенько подумай и поймешь, при чем здесь первая сигнальная система, - сказал я, приводя в порядок свою одежду и направляясь к двери.
- Мне нечего думать, сам думай, - крикнула Майя, не выходя из спальной комнаты.
Я открыл дверь и вышел на улицу. Стояла спокойная солнечная погода. На небе не было ни облачка. Даже листья деревьев колыхались как-то правильно, в унисон, влево, вправо, влево, вправо...
Я стоял около дома, обыкновенного, пятиэтажного, панельного. Хрущоба хрущобой и нет ничего такого заоблачного в этом чистосердечном городе. О городе трудно понять, когда стоишь во дворе дома. Это все равно, что воспринимать его вслепую или судить о мастерстве певца по той мелодии, которую тебе напел сосед, слышавший оригинальное выступление.