- Что-то я вас совсем не понимаю, - сказал я адвокату, - я никого не вызвал и никуда не звонил. Вы хоть понимаете, что значит - вызывать?
- Кончено, понимаю, Алексей Алексеевич, - с улыбкой сказал адвокат, - можно позвать кого-то по имени-отчеству, по фамилии, по должности или профессии, наконец. Неужели до вас не доходят мои намеки?
- Намеки на что? - не понимал я.
- Как на что? - пытался объяснить мне Алексей Васильевич, поражаясь моей непонятливости. - Вы трижды произнесли мою профессию.
- Я, - изумился я, - я три раза произнес слово адвокат?
- Не адвокат, - поднял вверх указательный палец, - а...
Я лихорадочно думал. Что я, дурак, что ли? Не помню, что я говорил? Но я говорил-то про себя, а не кричал во все горло. Что я сказал себе перед выходом из дома? Черт подери. А что я сказал перед выходом от дамы? То же самое. И именно с этими словами я бросился на мента. Но я же не знал, что он милиционер. На его цивильной одежде не было никаких погон, никакой портупеи с пистолетом. Но я чертыхнулся перед тем, как полезть в драку. Это я-то, который ни разу в жизни не дрался, стал драться с мужиком здоровее меня? Так кто же сидит передо мной? Кто может прийти на помощь при словах "черт подери"? Черт, что ли?
Я улыбнулся и сказал:
- Черт.
- Точно, Алексей Алексеевич, - адвокат развел руки так, как будто держал в руках большой мяч. Нет, все-таки не мяч, а земной шар, - наконец-то догадались. И учтите, я не бросаюсь к кому-то по первому зову. Только к избранным и только тогда, когда вызов мой был обоснованным и солидным.
- Что же у меня такого солидного? - неуверенно спросил я.
- Вы человек честный, планы у вас мировые, и совесть у вас есть, а все это вместе редко уживается, - сказал Алексей Васильевич, - честные люди к мировым проблемам не стремятся, а у наполеончиков всегда проблемы с совестью. А у вас как-то все ужилось все вместе. А я вам хочу доказать, что все ваши прописные истины яйца ломаного не стоят.
- И для этого вы пришли в милицию, чтобы побеседовать на этические темы с заключенным? - язвительно спросил я.
- Извините, Алексей Алексеевич, - спохватился адвокат, - давайте оформим документы. Деньги за ваше освобождение я уже отдал. За тысячи лет от Рождества Христова на земле ничего не изменилось. - Он напел, - На земле весь род людской чтит один кумир священный, он царит над всей вселенной, тот кумир - телец златой! Этот идол золотой волю неба презирает, насмехаясь изменяет он небес закон святой! Вот протокол о вашем задержании, по этому номеру уже зарегистрировано другое правонарушение, но ваше освобождение будет действительным только после подписания договора о нашем с вами сотрудничестве.
- Каком сотрудничестве? - не понял я. - Это что, я душу вам должен продать?
- Считайте так, - сказал Алесей Васильевич, - не были бы вы моим тезкой, я бы и пальцем не шевельнул. Но раз я шевельнул пальцем, то я должен иметь какую-то плату. Денег мне не нужно, любому могу сколько угодно дать. Да и я властитель чревоугодия, прелюбодеяния, сребролюбия, гнева, печали, уныния, тщеславия и гордыни. То есть тех грехов, которые присущи вам богославам, православным. Вот я и хочу передать вам управление этими грехами, а самому удалиться на покой.
- Как это на покой, - снова не понял я, - и вы хотите сделать из меня черта?
- Как бы не так, - сказал мой собеседник, - мною стать нельзя. Я - Люций Фер, Люцифер, светоносный и в небесной иерархии я был не самым последним. Оставим в стороне частности, но в вину мне ставят гордыню. Хотя и свергли с Олимпа, но власть над землей не отняли. Вы же можете стать только моим помощником. Чем больше моих качеств перейдет к вам, тем больше человеческих качеств будет у меня. Справедливо?
- А если я не соглашусь, - сказал я, - тогда как?
- Не страшно, - сказал адвокат, - я просто встану и уйду. Вас отведут в камеру, и все пойдет свои чередом. На зоне вспомните меня, но будет уже поздно. Я не прощаю невежества или слабоволия. За ошибки каждый расплачивается сам. Будете паханам сказки рассказывать о том, как чуть не продали душу дьяволу, да заартачились, а они будут смеяться над этим. Вы человек самостоятельный, видите приемлемый для себя выход из создавшейся ситуации, и мое предложение вам не подходит. Гуд бай, май фрэнд.
Адвокат открыл портфель и стал укладывать туда черную кожаную папку с серебряным тисненым вензелем в верхнем углу.
Глава 4
В детективах подробно расписывают о том, что для вербовки человека ставят в невыносимые условия. Героем становится только тот, кто застрелился, погиб под пытками или был уничтожен нечестными людьми. Это чисто большевистская позиция. В любой стране мира допускаются человеческие слабости, но только не у нас.
В царское время человек, попавший в плен и не запятнавший себя сотрудничеством с противником, награждался особым знаком с георгиевской или владимирской ленточкой как признание трудностей, выпавших на долю военнослужащего. У большевиков, попавшие в плен, не считаются за людей.