Я лег на диване на белоснежную простыню, укрылся легким одеялом и постарался уснуть. Мне вроде удалось уснуть, но поскрипывание паркета и звук тяжелых шагов разбудил меня.
Затем в мою дверь постучали.
— Вы спите? — раздался голос Сталина.
— Нет, заходите, — сказал я.
Сталин вошел. Он был в расстегнутом полувоенном кителе, генеральских брюках с лампасами и в шлепанцах.
— Не спится, знаете ли, — сказал он, присаживаясь на стул у окна. — Может, хоть вам расскажу, почему я ни в чем не виноват перед Богославией и перед богославами.
— А нужно ли это? — спросил я.
— Нужно, — твердо сказал он, — вы снова вернетесь туда. Вам никто не поверит, что вы встречались с товарищем Сталиным, но вы не сможете не рассказать о наших встречах. Напишите о них. Пусть все люди знают, что думает товарищ Сталин по прошествии многих лет с того момента, как он стал жить отдельно от населения СССР.
Глава 38
— Так получилось, что во главе революционного движения в Богославии всегда стояли иностранцы, — начал Сталин, глядя в окно. — Да и революций-то в полном понимании их слова не было. Были бунты. Крестьянские, дворянские, казачьи. Бунт всегда есть бунт, бессмысленный и беспощадный. И подавляться он должен так же, может быть, даже с большей жестокостью, чтобы жестокость подавления затмила память о самом бунте.
Возьмите хотя бы лидера декабристов полковника Пестеля Павла Ивановича, урожденного Пауля Бурхарта лютеранского происхождения. Вы думаете, что у него были думы о богославском народе? Ничуть не бывало. Он везде подчеркивал свое внешнее сходство с Наполеоном Бонапартом и мечтал о карьере своего кумира — свержение царя, директория, первый консул и, наконец, богославский император с прицелом на господство в Европе и с перспективой занятия лидирующего положения во всем мире. Пестель запарывал до смерти своих солдат, чтобы они ненавидели начальство. И все солдаты хотели ему угодить, чтобы барин не начал экзекуции, кончавшиеся отпеванием провинившихся. Неизвестно, что бы ждало нашу многострадальную Богославию, если бы Николай Первый не повесил Пауля Бурхарта.
А давайте вернемся во времена более ближние. Вы считаете, что дворянин Ленин думал о богославском народе? Он вообще ничего не думал. Жажда мести заполонила все его сознание. Он сразу стал виноватить богославский народ во всех бедах государства, и устанавливать диктаторские порядки в создавшемся Петербургском союзе за освобождение рабочего класса. Вспомните его рассуждения о великодержавном шовинизме и о том, что богослав уже по факту своего рождения виноват в угнетении малочисленных народностей. И это при том, что в Богославии сохраняются и развиваются все народы и народности, пришедшие под руку Белого царя. И у этих народов и народностей сохраняются их обычаи и религии. Да, православие было господствующей религией, но гонений на другие конфессии не было. А на просвещенном западе многие народы и языки попросту исчезли, и продолжают исчезать по сей день. И какой бальзам на сердце малых народов лил господин Ульянов? Он растопил их сердце как защитник угнетенных от господства тирании. С подачи Ленина Запад подхватил лозунг о Богославии как о тюрьме для народов, чтобы этим лозунгом закрыть прорехи в своем национальном вопросе.
А вы знаете, какая самая заветная мечта у низкорослого человека? Вырасти? Ничуть не бывало. Дать по роже рядом стоящему верзиле. Каждая маленькая банда стремится стать мафией, которой подчиняются все и вся. И искусство революции сродни созданию преступного сообщества для передела власти и сфер влияния.
Мне кажется, что парламентским путем и массовыми выступлениями трудящихся мы могли заставить власти пойти на уступки народу, приступить к действительному реформированию государственного устройства и участию людей в управлении государством. Мы добились бы больших успехов с меньшими жертвами и не отбросили бы Богославию на уровень 1913 года после многих лет борьбы и потрясений. Возможно, у нас была бы конституционная монархия, и никто не говорил, что богославы без царя в голове.
Мне иногда становится горько и стыдно за то, что мы сделали с Богославией. Мне часто стыдно именно перед богославским народом за то, что мы его нещадно эксплуатировали и оставляли без куска хлеба для того, чтобы другие жили сытно. Во время голода 32–33 годов, когда от голода умирали люди в Поволжье и на Украине, в Тбилиси на каждом шагу продавались булочки, жареные сосиски и мороженое в стаканчиках. Разве мог я после этого быть грузином? Нет, я стал богославским человеком и оставался им до самого конца.
Все, виновные в голоде, понесли самые заслуженные наказания. Думаете, что нам нечем было кормить людей? Было чем, но вся система подозрительности, существовавшая тогда, поиск врагов народа сделали все, чтобы загнать проблему внутрь, спрятать концы в воду за свои просчеты. Я тоже виноват в этом, но кто же может обвинить товарища Сталина? Никто.